Темною ночью
Ни луны, ни звезд… Ни контуров, ни силуэтов, ни одной
мало-мальски светлой точки… Всё утонуло в сплошном, непроницаемом мраке.
Глядишь, глядишь и ничего не видишь, точно тебе глаза выкололи… Дождь жарит,
как из ведра… Грязь страшная…
По проселочной дороге плетется пара почтовых кляч. В
таратайке сидит мужчина в шинели инженера-путейца. Рядом с ним его жена. Оба
промокли. Ямщик пьян как стелька. Коренной хромает, фыркает, вздрагивает и
плетется еле-еле… Пугливая пристяжная то и дело спотыкается, останавливается и
бросается в сторону. Дорога ужасная… Что ни шаг, то колдобина, бугор, размытый
мостик. Налево воет волк; направо, говорят, овраг.
— Не сбились ли мы с дороги? — вздыхает
инженерша. — Ужасная дорога! Не вывороти нас!
— Зачем выворачивать? Ээ…т! Какая мне надомность вас
выворачивать? Эх, по… подлая! Дрожи! Ми…лая!
— Мы, кажется, сбились с дороги, — говорит
инженер. — Куда ты везешь, дьявол? Не видишь, что ли? Разве это дорога?
— Стало быть, дорога!..
— Грунт не тот, пьяная морда! Сворачивай! Поворачивай
вправо! Ну, погоняй! Где кнут?
— По… потерял, ваше высоко…
— Убью, коли что… Помни! Погоняй, подлец! Стой, куда
едешь? Разве там дорога?
Лошади останавливаются. Инженер вскакивает, нависает на
ямщицкие плечи, натягивает вожжи и тянет за правую. Коренной шлепает по грязи,
круто поворачивает и вдруг, ни с того ни с сего, начинает как-то странно
барахтаться… Ямщик сваливается и исчезает, пристяжная цепляется за какой-то
утес, и инженер чувствует, что таратайка вместе с пассажирами летит куда-то к
чёрту…
Овраг не глубок. Инженер поднимается, берет в охапку жену и
выкарабкивается наверх. Наверху, на краю оврага, сидит ямщик и стонет. Путеец
подскакивает к нему и, подняв вверх кулаки, готов растерзать, уничтожить,
раздавить…
— Убью, ррразбойник! — кричит он.
Кулак размахнулся и уже на половине дороги к ямщицкой физии…
Еще секунда и…
— Миша, вспомни Кукуевку![13] — говорит жена.
Миша вздрагивает и его грозный кулак останавливается на
полпути. Ямщик спасен.
|
