Рассказ, которому
трудно подобрать название
Был праздничный полдень. Мы, в количестве двадцати человек,
сидели за большим столом и наслаждались жизнью. Наши пьяненькие глазки
покоились на прекрасной икре, свежих омарах, чудной семге и на массе бутылок,
стоявших рядами почти во всю длину стола. В желудках было жарко, или, выражаясь
по-арабски, всходили солнца. Ели и повторяли. Разговоры вели либеральные… Говорили
мы о… Могу я, читатель, поручиться за вашу скромность? Говорили не о клубнике,
не о лошадях… нет! Мы решали вопросы. Говорили о мужике, уряднике, рубле… (не
выдайте, голубчик!). Один вынул из кармана бумажечку и прочел стихи, в которых
юмористически советуется брать с обывателя за смотрение двумя глазами десять
рублей, а за смотрение одним — пять рублей, со слепых же ничего не брать.
Любостяжаев (Федор Андреич), человек обыкновенно смирный и почтительный, на
этот раз поддался общему течению. Он сказал: «Его превосходительство Иван
Прохорыч такая дылда… такая дылда!» После каждой фразы мы восклицали: «Pereat!»[25] Совратили с пути истины и
официантов, заставив их выпить за фратернитэ…[26] Тосты
были шипучие, забористые, самые возмутительные! Я, например, провозгласил тост
за процветание ест… — могу я поручиться за вашу скромность?.. —
естественных наук.
Когда подали шампанское, мы попросили губернского секретаря
Оттягаева, нашего Ренана и Спинозу[27],
сказать речь. Поломавшись малость, он согласился и, оглянувшись на дверь,
сказал:
— Товарищи! Между нами нет ни старших, ни младших! Я,
например, губернский секретарь, не чувствую ни малейшего поползновения
показывать свою власть над сидящими здесь коллежскими регистраторами, и в то же
время, надеюсь, здесь сидящие титулярные и надворные не глядят на меня, как на
какую-нибудь чепуху. Позвольте же мне… Ммм… Нет, позвольте… Поглядите вокруг!
Что мы видим?
Мы поглядели вокруг и увидели почтительно улыбающиеся
холуйские физии.
— Мы видим, — продолжал оратор, оглянувшись на дверь, —
муки, страдания… Кругом кражи, хищения, воровства, грабительства, лихоимства…
Круговое пьянство… Притеснения на каждом шагу… Сколько слез! Сколько
страдальцев! Пожалеем их, за… заплачем… (Оратор начинает слезоточить.) Заплачем
и выпьем за…
В это время скрипнула дверь. Кто-то вошел. Мы оглянулись и
увидели маленького человечка с большой лысиной и с менторской улыбочкой на
губах. Этот человечек так знаком нам! Он вошел и остановился, чтобы дослушать
тост.
— …заплачем и выпьем, — продолжал оратор, возвысив
голос, — за здоровье нашего начальника, покровителя и благодетеля, Ивана
Прохорыча Халчадаева! Урраааа!
— Уррааа! — загорланили все двадцать горл, и по
всем двадцати сладкой струйкой потекло шампанское…
Старичок подошел к столу и ласково закивал нам головой. Он,
видимо, был в восторге.
|