Прощение
В прощальный день[116] я,
по христианскому обычаю и по добросердечию своему, прощаю всех…
Торжествующую свинью прощаю за то[117], что она… содержит в себе трихины.
Прощаю вообще всё живущее, теснящее, давящее и душащее…
как-то: тесные сапоги, корсет, подвязки и проч.
Прощаю аптекарей за то, что они приготовляют красные
чернила.
Взятку — за то, что ее берут чиновники.
Березовую кашу и древние языки — за то, что они юношей
питают и отраду старцам подают, а не наоборот.
«Голос» — за то, что он закрылся.[118]
Статских советников — за то, что они любят хорошо покушать.
Мужиков — за то, что они плохие гастрономы.
Прощаю я кредитный рубль… Кстати: один секретарь
консистории, держа в руке только что добытый рубль, говорил дьякону: «Ведь вот,
поди ж ты со мной, отец дьякон! Никак я не пойму своего характера! Возьмем хоть
вот этот рубль к примеру… Что он? Падает ведь, унижен, осрамлен, очернился паче
сажи, потерял всякую добропорядочную репутацию, а люблю его! Люблю его,
несмотря на все его недостатки, и прощаю… Ничего, брат, с моим добрым
характером не поделаешь!» Так вот и я…
Прощаю себя за то, что я не дворянин и не заложил еще имения
отцов моих.
Литераторов прощаю за то, что они еще и до сих пор
существуют.
Прощаю Окрейца за то, что его «Луч» не так мягок, как
потребно.
Прощаю Суворина[119],
планеты, кометы, классных дам, ее и, наконец, точку, помешавшую мне прощать до
бесконечности.
|