 Увеличить |
В рождественскую ночь
Впервые — «Будильник», 1883, № 50 (ценз. разр. 22 декабря),
стр. 509—511. Перед текстом: Посвящается М. П. Чеховой. Подпись: А. Чехонте.
Включено в первое издание сб. «Пестрые рассказы», СПб.,
1886.
Печатается по тексту сборника, стр. 178—186.
«В рождественскую ночь» — тот самый рассказ, который в
ноябрьской и декабрьской переписке Чехова с Н. А. Лейкиным называется «Беда за
бедою». Получив его, Лейкин сообщал: «„Беда за бедою“ у Вас совсем не
вытанцовался, и я его не могу поместить ни в № 49, ни 50 — одним словом, ни в
декабре, ни в январе, так как теперь надо помещать только удачное. Рассказ
„Беда за бедою“, во-первых, очень водянист, а во-вторых, не имеет ни сюжета, ни
подкладки. Пусть он полежит до половины февраля, а Вы к № 49 попробуйте
написать что-нибудь другое. Может быть, и выйдет удачнее Впрочем, если у Вас
для него есть другое место и Вы полагаете его поместить где-нибудь поскорее, то
черкните — и я Вам его возвращу» (ГБЛ). «Рассказ „Беда за бедой“ не
печатайте, — отвечал Чехов 10 декабря 1883 г. — Я нашел ему
пристанище в первопрестольном граде. Назад тоже не присылайте. Я черновик
отдал».
Рукопись была передана в «Будильник».
«В рождественскую ночь» — единственный рассказ конца 1883
г., нашедший «пристанище» в московском журнале.
Еще 10 декабря 1883 г. редактор «Будильника» А. Д. Курепин
обратился к Чехову с письмом, прося «что-нибудь хорошенькое для декабрьских
номеров»: «Не вдохновят ли Вас святки или Новый год?» (ГБЛ). Содержание
рассказа соответствует названию «Беда за бедой». Новое заглавие рассказ мог
получить, будучи напечатанным в рождественском номере.
Ал. П. Чехов в своих воспоминаниях о старом Таганроге,
печатавшихся в «Таганрогском вестнике» в 1912 г., писал о случае из времен
детства Чехова, схожем с описанным в рассказе, когда «несколько ватаг рыбаков
было застигнуто бурей в море на льду и ночной звон производился для них, чтобы
указать им путь к берегу» (А. Седой (Александр Чехов). Записки случайного
туриста. — «Таганрогская правда», 1970, № 104, 26 мая. Публ. И. М.
Сельванюка).
Налет мелодраматизма в рассказе был замечен критикой. «От
времени автор старается уже не позабавить, а тронуть или потрясти читателей, но
это ему редко удается, — писал К. Арсеньев, — потому что склад
рассказа все-таки остается, большею частью, анекдотический. Разница заключается
в том, что вместо „происшествия“ смехотворного берется „происшествие“ страшное
— например, зимняя буря на море, лодка, погибающая среди льдин, дурачок, ищущий
в смерти избавления от мучительной боли Автор, очевидно, усиливался быть
патетичным, но результатом его усилий явилось только нечто вроде пародии на
крик Тамары в лермонтовском „Демоне“. Мелодрама заканчивается, как и быть
надлежит, катастрофой и метаморфозой; постылый муж добровольно идет на смерть,
а в сердце жены, пораженной его великодушием, ненависть внезапно уступает место
любви» (К. Арсеньев. Беллетристы последнего времени. — «Вестник Европы»,
1887, № 12, стр. 769).
Об этом же писал в своей рецензии на первое издание «Пестрых
рассказов» Н. Ладожский (В. К. Петерсен). «Рассказ этот по замыслу совершенно
невероятен, — отмечал критик. — Женщина, ненавидящая своего мужа, не
стала бы рисковать здоровьем, ожидая его возвращения на берегу моря в такую
страшную непогоду. Старик Денис не пустил бы дурачка Петрушу в лодку и еще
менее пустил бы его в разъяренное море в рождественскую ночь. Наконец, и
поступок мужа вышел чересчур героичен». Однако Н. Ладожский оценил рассказ в
целом в высшей степени положительно. «И вот, несмотря на этот очевидный
недостаток рассказа, он все-таки один из лучших в книге. Читая его, вы верите
автору, что так было, вопреки очевидности, и трагедия на берегу моря невольно,
но властно захватывает вас. В этом рассказе есть какая-то открытая внутренняя
правда, заставляющая прощать скомканность всей трагедии на протяжении восьми
страничек рассказа и одной сумасшедшей минуты, завершившей долго длившееся
событие. Читая этот рассказ, вы вспоминаете многие несообразности, случающиеся
в жизни, которая далеко не может похвастаться логикою, и серьезно допускаете
себя наслаждаться правдивостью трогательной фигуры дурачка Петруши и величавым
спокойствием непоколебимо верующего старика Дениса» («Санкт-Петербургские
ведомости», 1886, № 167, 20 июня; то же — «Новости дня», 1886, № 168, 22 июня).
Анонимный рецензент журнала «Наблюдатель» (1886, № 12) также
отнес рассказ «В рождественскую ночь» к числу немногих очерков сборника,
«оставляющих впечатление».
В противоположность мнению К. Арсеньева и В. К. Петерсена, в
позднейшем отзыве (при обсуждении в печати плагиата Н. Борисова, напечатавшего
рассказ «Воротись!» — см. «Новое время», 1897, № 7830, 13 декабря; «Курьер»,
1897, № 40, 15 декабря), подчеркивались как раз «естественность» концовки
рассказа и «художественное чутье» автора, в ней обнаруженное (И. А. Письмо в
редакцию. — «Новое время», 1897, № 7828, 11 декабря).
При жизни Чехова рассказ был переведен на венгерский,
немецкий, сербскохорватский и словацкий языки.
|
