На охоте
Собачья выставка с ее борзыми и гончими напомнила мне один
маленький эпизод, имевший большое влияние на мою жизнь.
В одно прекрасное утро я получил от дяди, помещика
Екатеринославской губернии, письмо. Между прочим он писал:
«Если не приедешь ко мне на будущей неделе, то и племянником
считать тебя не буду, отца твоего из поминальной книжки вычеркну…
Поохотимся, — приезжай!»…
Надо было поехать.
Дядя встретил меня с распростертыми объятиями и, как это
водится даже у самых гостеприимных охотников, не дав мне оправиться после
долгой дороги и отдохнуть, повел меня на псарню показывать мне своих лошадей и
собак. Собаки, по моему мнению, бывают большие, маленькие и средние, белые,
черные и серые, злые и смирные; дядя же различал между ними крапчатых,
темно-багряных, сохастовых, лещеватых, черно-пегих, черных в подпалинах,
брудастых — совсем собачий язык, и мне кажется, что если бы собаки умели
говорить, то говорили бы именно на таком языке. Дядя показывал, целовал собак в
морды и всё требовал, чтобы я щупал собачьи морды, трогал лапы.
На другой день утром меня нарядили в полушубок и валенки и
повезли на охоту.
Я вспоминаю теперь большой ольховый лес, седой от инея.
Тишина в нем царит гробовая. От леса до горизонта тянется белое поле… И конца
не видно этому полю. В лесу и по полю скачут на конях полушубки… У всех лица
озабоченные, напряженные, словно всем этим полушубкам предстоит открыть что-то
новое, необыкновенное… Дядя мой, красный как рак, скачет от одного полушубка к
другому, отдает приказания, сыплет ругательства… Слышны трубные звуки… Эту
картину вспоминаю я теперь. Помню также, как подъехал ко мне дядя и повел меня
на окраину леса.
— Стой тут… Как зверь побежит на тебя из лесу, так и
стреляй!
— Но ведь я, дядюшка, и ружья-то держать путем не умею!
— Пустяки… Приучайся… Ну, смотри же!.. Чуть только
зверь — пли!!.
Сказавши это, дядя отъехал от меня, и я остался один.
Полушубки поскакали в лес. Долго я ждал зверя. Ждал я, а сам в это время думал
о Москве, мечтал, дремал…
«А что если я убью зверя? — воображал я. — Убью я,
а не они! То-то потеха будет!»
После долгого ожидания послышался наконец сдержанный собачий
лай… По лесу понеслось ауканье… Я взвел курок и насторожил зрение и слух… У
меня забилось сердце, и проснулся во мне инстинкт хищника-охотника. Затрещали
недалеко от меня кусты, и я увидел зверя… Зверь, какой-то странный, на длинных
ногах и с колючей мордой, несся прямо на меня… Я нажал пальцем, загремел
выстрел, и всё было кончено. Ура! Мой зверь подпрыгнул, упал и закорчился.
— Сюда! Ко мне! — закричал я. — Дядюшка!
Я указал на умирающего зверя. Дядя поглядел на него и
схватил себя за голову.
— Это мой Скачок! — закричал он. — Моя
собака!.. Моя горячо любимая собака!..
И, прыгнув с лошади, он припал к своему Скачку. А я поскорее
в сани — и был таков.
Непреднамеренное убийство Скачка навсегда рассорило меня с
дядей. Он перестал мне высылать содержание. Умирая же, три года тому назад, он
приказал передать мне, что он и после смерти не простит мне убийства его
любимой собаки. И имение свое он завещал не мне, а какой-то даме, своей бывшей
любовнице.
|