Закуска
(Приятное воспоминание)
Был пасхальный канун. За час до заутрени зашли за мной мои
приятели. Они были во фраках и белых галстухах.
— Очень кстати, господа, — сказал я. — Вы
поможете мне убрать стол… Я человек холостой, бабенции у меня не полагается, а
посему… помощь дружеская. Плумбов, давай стол отодвинем!
Приятели двинулись к столу, и через какие-нибудь пять минут
мой стол уже изображал собой аппетитнейшую картину. Окорок, колбасы, водки, вина,
заливной поросенок… Убрав стол, мы взялись за цилиндры: пора! Но не тут-то
было… Кто-то позвонил…
— Дома? — услышали мы чей-то хриплый голос. —
Входи, Илья, не бойся!
Вошел Прекрасновкусов. За ним робко шагал маленький, чахлый
человечек. У обоих под мышками были портфели…
— Тссс… — сказал я приятелям. — Язык за зубами!
— Рекомендую! — сказал Прекрасновкусов, указывая
на чахлого человечка. — Илья Дробискулов! На днях к нам поступил, к нашему
лику причислился… Да ты не конфузься, Илюша! Пора привыкнуть! А мы, знаете ли,
шли, шли, взяли да и зашли. Дай, думаю, зайдем, праздничные возьмем, чтоб
завтра не беспокоить…
Я сунул обоим по синенькой. Дробискулов сконфузился.
— Так-с, — продолжал Прекрасновкусов, заглянув
себе в кулак. — Вы уж уходите? А не рано ли? Давайте-ка посидим минуту…
отдохнем. Садись, Илья, не бойся! Привыкай! Закусок-то сколько, закусок! А?
Закусок-то! Мне окорок напоминает один анекдот…
И Прекрасновкусов, пожирая глазами мои закуски, рассказал
нам похабный анекдот. Прошло четверть часа. Чтобы выжить гостей, я послал
своего Андрюшку на улицу прокричать «караул». Андрюшка вышел и кричал минут
пять, но гости мои ни гугу… И внимания не обратили, как будто бы «караул» не их
дело…
— А долго еще ждать разговенья! — сказал
Прекрасновкусов. — Теперь еще грешно, а то бы мы, Илюша, того… по единой…
А что, господа, не пропустить ли нам по одной? Ведь водка постная! А?
Давайте-ка!
Идея пришлась моим приятелям по вкусу. Подошли к столу,
налили и выпили. Закусили селедочкой, а на скоромное только взглянули.
Прекрасновкусов похвалил водку и, желая узнать, какого она завода, выпил
другую. Илюша сконфузился и тоже пожелал узнать… Выпили, но не узнали.
— Славная водка! — сказал Прекрасновкусов. —
У моего дяди свой винокуренный завод был. Так вот у него, у дяди-то, была, так
сказать…
И гость рассказал нам, как он с дядиной «обже»[45] на каланче свидание имел.
Мои приятели окружили его и попросили рассказать еще что-нибудь… Еще раз
выпили. Дробискулов очень ловко захватил рукавом кусочек колбасы, взял его в
носовой платок и, сморкаясь, незаметно положил в рот. Прекрасновкусов съел
кусок пасхи из творога.
— А я и забыл, что она скоромная! — сказал он,
глотая. — Надо ее запить…
Говорят, что в полночь звонили к заутрене, но мы не слышали
этого звона. В полночь мы ходили вокруг стола и спрашивали себя: что бы еще
выпить… этакое? Дробискулов сидел в углу и, конфузясь, глодал заливного
поросенка. Прекрасновкусов бил кулаком по своему портфелю и говорил:
— Вы меня не любите, а я вот вас… ллюблю! Честное и
блаародное слово, ллюблю! Я куроцап, волк, коршун, птица хищная, но во мне
все-таки есть настолько чувств и ума, чтоб понимать, что меня не следует
любить. Я, например, вот взял праздничные… Ведь взял? А завтра я приду и скажу,
что не брал… Разве можно любить меня после этого?
Дробискулов, покончив с поросенком, победил свою робость и
сказал:
— А я? Меня еще можно любить… Я образованный человек… Я
ведь не своим делом занялся. Не мое это дело! Я к нему и призвания никакого не
имею… Так только, пур манже![46] Я…
стихотворец… Н-да… В пьяном виде протоколы в стихах составляю. Я и гласность
люблю. Не нравятся мне газеты только за то, что в них пристрастия много. Я не
разбирал бы там, кто консерватор, кто либерал. Беспристрастие — первое дело!
Консерватор нагадил — бей в морду; либерал напакостил — лупи в харю! Всех лупи!
Моя мечта — газету издавать. Хе-хе… Сидел бы я себе в редакции, морду бы
надувал да конвертики распечатывал. А в конвертиках всякое бывает… всякое…
Хе-хе-хе… Я распечатал бы, прочел бы да и… цап его, сотрудника-то! Нешто не
любопытно?
В три часа гости взяли свои портфели и ушли в трактир,
беспорядков искать. От закуски моей остались одни только ножи, вилки да две
ложки. Остальные шесть ложек исчезли…
|