 Увеличить |
108. Ганс мой Ёж
Жил-был крестьянин; много было у него и денег, и всякого
добра; но хотя и был он богат, одного ему недоставало, чтобы быть вполне
счастливым: не было у него с женою детей. Поедет он, бывало, с другими
крестьянами в город, а они и посмеиваются над ним, спрашивают, отчего это у
него детей нету.
Вот рассердился он однажды и, воротясь домой, говорит:
– Хочу, чтобы был у меня ребёнок, пусть он будет хотя
бы ежом!
И вот родила ему жена ребёнка, и был он от головы до пояса
ежом, а дальше мальчиком. Как увидела она ребёнка, испугалась и говорит:
– Видишь, это ты нас околдовал.
А муж ей говорит:
– Ну, что ж, теперь делу помочь нельзя, а крестить
мальчика всё равно надо; но в кумовья-то к нам, пожалуй, никто и не пойдёт.
Жена говорит:
– Да и имени-то ему другого не дашь, кроме как Ганс
мой Ёж .
Когда его крестили, то поп сказал:
– Его из-за колючек и в приличную постель не положишь.
И вот положили они за печкой охапку соломы, а на неё
Ганса-Ежа. Кормиться грудью матери он не мог, а то бы поколол он её своими
иглами. Так и пролежал он за печкой целых восемь лет; и вот надоел он отцу, и
тот одного только и желал: чтобы Ганс-Ёж поскорей умер. Но он не умирал, а всё
продолжал лежать за печкой. А на ту пору была в городе ярмарка, и крестьянин,
собираясь туда отправиться, спросил у жены, что ей там купить.
– Купи для хозяйства немного мяса да пару сдобных булок, –
ответила она.
Затем спросил он работницу, и она попросила купить ей пару
туфель да тёплые чулки узорные. Наконец спросил он:
– А ты, Ганс-Ёж, что хочешь?
– Батюшка, – сказал он, – привезите мне
волынку.
Воротился крестьянин домой, отдал жене мясо и сдобные булки,
что купил ей на ярмарке, затем отдал работнице туфли и чулки узорные, наконец
полез за печку и дал Гансу-Ежу волынку. Получил Ганс-Ёж волынку и говорит:
– Батюшка, сходите теперь в кузницу да попросите
подковать моего петуха, тогда уеду я отсюда и никогда уже больше назад не
вернусь.
Обрадовался отец, что сможет от него избавиться, и велел
подковать ему петуха; а когда его подковали, сел Ганс-Ёж верхом на своего
петуха и уехал; и взял он с собой свиней и ослов, которых он собирался пасти в
лесу. Как они приехали в лес, велел он петуху взлететь с ним на самое высокое
дерево, и сидел на нём Ганс-Ёж и пас ослов и свиней, и сидел он так много-много
лет подряд, пока стадо, наконец, стало очень большое; и отец с той поры так
ничего и не знал о своём сыне.
А Ганс-Ёж всё сидел на дереве и играл на волынке, – и
что за чудная музыка то была! Однажды проезжал мимо король – он заблудился в
лесу – и услыхал ту музыку. Удивился король и послал своего слугу, чтобы тот
доведался, откуда это доносится музыка. Посмотрел, поглядел слуга вокруг –
ничего не увидел, кроме петушка на верхушке дерева; а то был петушок, на
котором сидел Ёж и играл на волынке. Тогда король приказал слуге спросить у
него, зачем он там сидит и не знает ли он, как проехать ему назад в своё королевство.
Спустился тогда Ганс-Ёж с дерева и сказал, что укажет ему дорогу, если король
ему пообещает и отпишет то, что встретится ему первым по возвращении домой у
королевского замка. И подумал король: «Это, пожалуй, сделать мне будет легко,
ведь Ганс-Ёж грамоты не знает, и я могу написать то, что захочу». Взял король
перо и чернила и написал что-то; Ганс-Ёж указал ему дорогу, и король
благополучно воротился домой. Увидала издали королевна своего отца,
обрадовалась, побежала к нему навстречу и стала его целовать. Тут он вспомнил о
Гансе-Еже и рассказал ей, что приключилось с ним в пути: пришлось ему, дескать,
дать письменное обещание какому-то диковинному зверю отдать то, что встретится
ему дома первым, – а сидел тот зверь верхом на петухе, точно на лошади, и
чудно играл на волынке. Но на самом-то деле он написал, что он не должен ему
ничего отдавать, ведь Ганс-Ёж читать не умеет. Узнав об этом, принцесса
обрадовалась и сказала, что он правильно поступил, – ведь всё равно она
никогда бы к нему в лес не пошла.
А Ганс-Ёж тем временем пас ослов и свиней, был весел и сидел
на дереве, играя на своей волынке. И случилось, что на ту пору проезжал мимо
другой король вместе со своими слугами и скороходами. Он заблудился в лесу и не
знал, как ему назад домой воротиться, а лес был большой и дремучий. Услыхал он
издали прекрасную музыку и спрашивает у своего скорохода, что бы это могло
значить, и велел узнать, в чём тут дело. Подошёл скороход к дереву, посмотрел,
поглядел, видит – сидит на верхушке петушок, а Ганс-Ёж на него верхом уселся. И
спрашивает его скороход, что он там наверху делает.
– Пасу своих ослов и свиней. А что вы хотите?
И говорит скороход, что они, мол, в лесу заблудились и не
знают, как им вернуться назад в своё королевство, – не может ли он указать
им дорогу. Слез Ганс-Ёж вместе с петухом с дерева и говорит старому королю, что
дорогу ему он укажет, если согласен он будет отдать ему то, что встретит он
первым по возвращении своём домой, в свой королевский дворец. Король на это
согласился и расписался Гансу-Ежу в том, что выполнить своё обещание согласен.
И поехал Ганс-Ёж верхом впереди на своём петухе, указал королю дорогу, и
добрался тот благополучно в своё королевство. Въехал он во двор замка, и
встретили его с великой радостью. А была у короля единственная дочь, была она
красавица; вот выбежала она первой отцу навстречу, бросилась к нему на шею,
стала его целовать да радоваться, что её отец-старик домой воротился. Стала она
его спрашивать, где он так долго странствовал; и рассказал он ей, что заблудился,
мол, в лесу и, пожалуй, назад бы не вернулся, но проезжал он через дремучий
лес, и сидел на макушке высокого дерева не то ёж, не то человек верхом на
петухе и чудно играл на волынке; он-то и помог ему выбраться из лесу и указал
дорогу; и пообещал он ему за это первое, что встретится ему в королевском
дворце, и это оказалась она, – вот потому и стало ему так грустно сейчас.
Но она пообещала ему, что из любви к нему пойдёт за этого Ежа, если он явится.
А Ганс-Ёж пас своих свиней, а у свиней родились поросята; и
стало их так много, что весь лес был ими полон. И не захотел Ганс-Ёж жить
больше в лесу, и велел он передать своему отцу, чтоб очистили в деревне все
хлевы, так как явится он с большим стадом, и каждый сможет резать тогда свиней
столько, сколько захочет. Услыхал это отец и запечалился: он ведь думал, что
Ганса-Ежа давно уже нет в живых.
Сел Ганс-Ёж на своего петуха, погнал свиней в деревню и
велел свиней тех колоть. Ох, какая пошла резня да рубка, – за два часа
ходу было слыхать!
Затем Ганс-Ёж и говорит:
– Батюшка, велите вы моего петушка ещё раз подковать в
кузнице, а потом я уеду и весь свой век не вернусь к вам назад.
Велел отец подковать петушка и обрадовался, что Ганс-Ёж
домой возвращаться не собирается.
И поехал Ганс-Ёж в первое королевство; но король повелел,
что ежели кто верхом на петухе приедет и будет притом играть на волынке, то
должны все в него стрелять, рубить его и колоть, чтобы он не осмелился
показаться в замке. Только подъехал Ганс-Ёж к замку, как кинулись на него со
штыками люди. Но он ударил своего петуха шпорой, перелетал через ворота и
очутился у королевского окошка; сел на окошко и крикнул, чтобы король отдал
обещанное, а не то придётся ему и дочери его с жизнью своей распрощаться. Стал
король свою дочь уговаривать, чтобы вышла она к Гансу-Ежу и спасла бы и свою и
его жизнь. Вот оделась она во всё белое, и дал ей отец карету, запряжённую
шестериком, отпустил с нею добрых и надёжных слуг и дал ей денег и много
всякого добра. Села она в карету, а Ганс-Ёж со своим петухом и волынкой уселся
рядом с нею; попрощались они с королём и поехали. И король думал, что он уже
больше её никогда и не увидит. Но вышло по-другому: только они отъехали немного
от города, раздел её Ганс-Ёж, снял с неё белое платье и стал колоть её до крови
своими иглами и приговаривать:
– Это тебе в награду за твою неверность; уходи от меня,
жить с тобой я не хочу, – и прогнал он её домой; и вот была она опозорена
на всю свою жизнь.
А Ганс-Ёж поехал на своём петушке и со своей волынкой
дальше, и приехал он в другое королевство, к тому королю, которому он путь
указал. А король тот велел, если явится кто, похожий на Ганса-Ежа, чтобы
часовые перед ним на караул взяли, пропустили бы его и чтоб кричали все «ура» и
привели бы его в королевский замок. Как увидала его королевна, испугалась, –
такой он был страшный на вид; но она подумала: «Что ж теперь делать, если я
отцу своему дала обещание?» Приняла она Ганса-Ежа ласково да приветливо,
обвенчалась с ним, и пришлось ему идти к столу королевскому. Села она с ним
рядом, и стали они есть да пить. Вот наступил вечер, и надо было уже им спать
ложиться, и было ей страшно его игл; но он сказал ей, чтоб она не боялась, что
ей больно не будет; и он попросил старого короля, чтобы поставил он четырёх
человек у дверей на страже и чтоб развели они большой костёр; и когда он войдёт
в опочивальню и станет спать ложиться, то снимет с себя свою ежовую шкуру и
бросит её у постели; и должна стража подбежать и кинуть ту шкуру в огонь и не
отходить, пока она не сгорит дотла.
Когда колокол пробил одиннадцать часов, он отправился в
опочивальню, скинул с себя ежовую шкуру и положил её у постели; и явилась
стража, быстро схватила её и кинула в огонь. Когда она сгорела дотла,
освободился он от чар и лежал теперь в постели, и был похож на настоящего
человека, но было тело у него угольно-чёрное, словно обожжённое. Послал король
за своим лекарем, и тот стал натирать его разными целебными мазями и
бальзамом, – и сделался он белым, красивым юношей. Увидала его королевна,
обрадовалась; и на другое утро поднялись они радостные, стали пить да есть, а
потом уж и свадьбу сыграли.
И Ганс-Ёж получил от старого короля всё королевство.
Прошло несколько лет, и поехал он со своею женой к отцу и
говорит, что он его сын. Но отец ответил, что нет у него никакого сына; был у
него, правда, сын, да тот родился ежом с колючими иглами и давно уже ушёл
странствовать по свету. Но вот, наконец, старик-отец узнал своего Ганса-Ежа,
обрадовался и отправился с ним в его королевство.
Вот и сказке конец пришёл,
К дому Густхен тебя привёл.
|
