 Увеличить |
151а. Двенадцать
ленивых работников
Двенадцать работников день-деньской ничего не делали и
вечером тоже себя утруждать не хотели. Вот легли они раз на травку и стали
своей ленью похваляться.
Первый сказал:
– Да какое мне дело до вашей лени, – мне и
своей-то хватит. Забота о себе – это главная моя работа; ем я немало, а пью и
того больше. Съем я этак четыре обеда, затем попощусь маленько, пока голода не
почувствую, – так-то оно для меня, пожалуй, лучше всего. Рано вставать –
это не в моём обычае; если дело подходит к полудню, то найду я себе местечко
где-нибудь поспокойнее. Позовёт хозяин, а я будто и не слышу; позовёт ещё раз,
а я подожду немного, пока он меня подымет, ну, и иду уж, конечно, медленно.
Этак жить ещё можно.
Второй сказал:
– А мне вот за лошадью ухаживать приходится, но уздечку
я с неё не снимаю; если мне неохота, то и корму ей не даю и говорю, что,
дескать, она уже поела. Завалюсь я в ясли с овсом и посплю этак часика четыре.
Затем протяну ногу и поглажу разок-другой лошадь по спине, вот она уж и
почищена, да кто ж спрашивать-то да проверять будет? Но служба у меня всё же
слишком тяжёлая.
Третий сказал:
– И зачем себя мучить работой? Да и что в том толку?
Лягу это я себе на солнышко да посплю. Начнёт дождь накрапывать, а мне зачем
вставать? Ну и пусть себе, слава богу, идёт. И полил, наконец, ливень, да такой
сильный, что аж волосы с головы срывал и с водой уносил, вот и дыру мне в
черепе продолбил; ну, наложил я себе пластырь, и ничего – обошлось. Таких бед
да несчастий у меня было достаточно.
Четвёртый сказал:
– А я, прежде чем за работу приняться, промешкаю
сначала с часок, чтоб силы набраться, а затем и начинаю помалу, и спрашиваю,
нет ли случайно кого, кто бы мне помог. Ну, и уступаю ему бо́льшую
часть работы, а сам только присматриваю; но для меня и этого слишком много.
Пятый сказал:
– Да это что! А вот вы представьте себе – должен я
навоз убирать из конюшни и накладывать его на телегу. Дело это я делаю
медленно, наберу немного на вилы, подыму вверх, – ну, так с четверть часа
и отдыхаю, пока на телегу не кину. Довольно и того, если за день одну телегу
вывезу. Нет у меня охоты работать до изнурения.
Шестой сказал: – Эх, стыдно вам: я вот никакой работы не
боюсь; полежу сперва недельки три и даже одёжу с себя не снимаю. Да к чему ещё
эти пряжки на башмаках? Пусть себе с ног сваливаются – это ничего. А если на
лестницу мне взбираться, то поставлю я не спеша сначала одну ногу, а затем
другую на первую ступеньку, потом сосчитаю и остальные, чтобы знать, где можно будет
передохнуть.
Седьмой сказал:
– Нет, у меня дело совсем другое: мой хозяин следит за
моей работой; но только целый день его не бывает дома. Однако же я всюду
поспеваю, ничего не упускаю, бегаю, елико возможно, когда ползаешь еле-еле. А
чтоб сдвинуть меня с места, это, пожалуй, только четырём дюжим парням под силу
будет. Пришёл это я раз, а на полатях лежат рядом шестеро и спят. Лёг и я с
ними и заснул. И не разбудить меня было, а тут я дома по хозяйству оказался
нужен, так пришлось нести меня, надо сказать, на руках.
Восьмой сказал:
– Ну, видно, я всех вас проворней буду: вот ежели,
например, лежит где камень, я себя не утруждаю, чтобы ногу поднять да
переступить через него, а ложусь прямо на землю – всё равно грязь или лужа
попадётся – и лежу себе, пока на солнце не высохну; разве что повернусь на
другую сторону, чтобы оно меня грело.
Девятый сказал:
– Да это что! Вот нынче лежал передо мной хлеб, но мне
было лень его взять, так я чуть было с голоду не помер. Да стояла ещё кружка,
но была она большая да тяжёлая, ну, мне и не хотелось её подымать, – уж
лучше было от жажды страдать. Перевернуться с боку на бок – это для меня
слишком много; так и пролежал я день-деньской, как бревно.
Десятый сказал:
– А вот у меня из-за лени беда приключилась: ногу
сломал я себе, да икры вспухли. Лежало нас трое на проезжей дороге, и я ноги
вытянул и лежу. А тут едет повозка, – ну, колёса меня и переехали. Правда,
я мог ноги принять с дороги, но я не слыхал, как телега ехала, – всё
комары над ухом жужжали, в нос влетали, а через рот вылетали; но кому охота
придёт их ещё отгонять?
Одиннадцатый сказал:
– Вчера от службы я отказался. Неохота было мне таскать
своему хозяину тяжёлые книги то туда, то сюда, – и так каждый день без
конца. Но, правду сказать, хозяин меня отпустил и удерживать не стал; платья я
его никогда не чистил, и их моль все поела, – вот это да-а!
А двенадцатый сказал:
– Сегодня пришлось мне ехать по полю в телеге; положил
я на неё соломы и лёг, – ну и крепко заснул. Вожжи из рук у меня и выпали.
Проснулся, вижу – лошадь из упряжи вырвалась, нет ни постромок, ни хомута, ни
уздечки, ни удил. А мимо проходил какой-то человек, – он всё и унёс. Да к
тому же попала телега в лужу, в ней и застряла. Я её так и оставил, а сам опять
на солому завалился. Приходит, наконец, сам хозяин; вытащил он телегу, – а
не приди он, то и не лежал бы я тут с вами, а лежал бы там да спал себе
преспокойно.
|
