Увеличить |
192. Ловкий вор
Сидел раз старик со своей старухой у бедной избушки, и
захотелось им немного отдохнуть от работы. Вдруг подъезжает пышная, запряжённая
четвёркой вороных карета, и выходит из кареты богато одетый господин.
Крестьянин поднялся, подошёл к господину и спрашивает: что, мол, будет ему
угодно и чем он мог бы ему услужить. Незнакомец подал старику руку и говорит:
– Хотелось бы мне только всего – отведать разок деревенской
пищи. Наварите мне картошки, как вы её обычно приготовляете, а я сяду с вами за
стол и с удовольствием поем.
Улыбнулся крестьянин и говорит:
– Вы, пожалуй, граф или князь, или даже сам герцог. У
знатных людей иной раз является такая охота; ваше желанье будет исполнено.
Хозяйка пошла на кухню, начала мыть и чистить картофель,
собираясь приготовить клёцки, какие обычно едят крестьяне. В то время когда она
занималась на кухне хозяйством, крестьянин говорит незнакомцу:
– Пока что пойдёмте ко мне в сад, мне надо там
кой-какую работу закончить.
А были в саду накопаны ямы, и собирался старик сажать
деревья.
– Что, разве у вас нет детей, – спросил
незнакомец, – которые бы помогли в работе?
– Нету, – ответил крестьянин. – Был, правда,
у меня сын, – добавил он, – но много лет тому назад как ушёл он
странствовать по свету. Парень он был разбитной, умный и расторопный, но
учиться ничему не хотел и занимался всякими дурными делами; в конце концов он
от меня убежал, и с той поры я о нём ничего не знаю.
Взял старик деревцо, посадил его в яму, а рядом вбил
колышек; засыпал яму землёй, утоптал её, подвязал ствол деревца внизу,
посередине и сверху соломенным жгутом к колышку.
– А скажите, пожалуйста, – спросил
господин, – почему вы не подвязываете к колышку и кривого, суковатого
дерева, что пригнулось почти до самой земли, чтоб выросло оно ровное?
Улыбнулся старик и говорит:
– Судя по вашему разговору, я вижу, ваша милость, что
вы садоводством не занимались. Это ведь дерево старое, всё покорёженное – его
никак уж не выпрямишь; деревья надо растить смолоду.
– Это как и с вашим сыном случилось, – учили бы
его с малых лет, и не убежал бы он от вас; а теперь он уже огрубел; и тоже
покорёжился.
– Что правда то правда, – ответил старик. –
Много лет прошло с той поры, как он ушёл от меня: может, он и изменился.
– А вы бы узнали его, если б он к вам явился? –
спросил незнакомец.
– В лицо трудно было б узнать, – ответил
крестьянин, – но есть у него примета, родинка на плече, она похожа на боб.
Только он это сказал, как снял незнакомец камзол, открыл
плечо и показал крестьянину родинку.
– Боже ты мой! – воскликнул старик. – Как же
это так, что ты, мой сын, да таким знатным господином сделался и живёшь в
богатстве и роскоши? Каким путём ты этого добился?
– Эх, отец, – ответил сын, – молодое-то
дерево к колышку не было привязано, и выросло оно кривое; теперь-то уж оно и
вовсе состарилось, сейчас уж его не выпрямишь! Как я всего этого добился? Я
сделался вором. Но вы не пугайтесь; я воровских дел мастер. Не существует для
меня ни замков, ни запоров: что мне понравится, то и моё. Вы не думайте, что я
– ворую как простой какой-нибудь вор; я беру только то, что у богачей лишнее.
Бедных людей я не трогаю: я им даю, а у них ничего не забираю. Также я не беру
и того, что мог бы взять без всякого труда, без хитрости и ловкости.
– Ох, сын мой, – сказал отец, – мне всё-таки
дело это не нравится: вор, как ни говори, вором и останется; скажу я тебе, это
добром не кончится.
Повёл он его к матери; и как услыхала она, что это её сын
родной, на радостях расплакалась, а как сказал он ей, что он воровских дел
мастер, – потекли у неё слёзы по лицу ручьями.
– Хотя он и вором сделался, а всё ж таки мне он сын, и
вот довелось мне увидеть его ещё раз своими глазами.
Сели они за стол, и он отведал снова вместе со своими
родными простой пищи. И сказал отец:
– Если наш граф, что в том замке живёт, доведается, кто
ты такой и чем занимаешься, он не станет тебя на руках носить и баюкать не
будет, как было это, когда он держал тебя над купелью, а велит тебя повесить,
чтоб качался ты на верёвке.
– Вы, батюшка, об этом не беспокойтесь, он мне ничего
не сделает, – я своему ремеслу хорошо обучен. Я вот сам к нему нынче
наведаюсь.
Когда стало уже смеркаться, уселся воровских дел мастер в
свою карету и поехал в замок. Граф, посчитав его за важного господина, принял
его любезно. Но когда незнакомец признался, кто он такой, граф побледнел и
некоторое время молчал. Затем он сказал:
– Ты мой крестник, а потому я считаю нужным оказать
тебе милость и поступить с тобой снисходительно. А так как ты хвалишься, что ты
воровских дел мастер, то мне хотелось бы твоё мастерство испытать. Но если ты
испытанья не выдержишь, тебе придётся праздновать свадьбу с дочкой канатных дел
мастера, и будет тебе музыкой карканье воронов.
– Господин граф, – ответил ловкий вор, – вы
придумайте три самых трудных задачи, и если я их не выполню, поступайте со
мной, как вам будет угодно.
Граф немного пораздумал, а потом говорит:
– Хорошо! Во-первых, ты должен украсть из конюшни моего
любимого коня; во-вторых, ты должен, когда мы с женою уснём, вытащить из-под
нас простыню, да так, чтоб мы этого не заметили, кроме того, снять у моей жены
с пальца обручальное кольцо; и третье и последнее – ты должен похитить мне из
церкви пастора и причетника. Запомни всё это хорошенько, ведь дело твоей жизни
касается.
Отправился воровских дел мастер в ближайший город, купил
себе там у одной старухи-крестьянки платье и надел его на себя. Потом он
выкрасил себе лицо в смуглый цвет и расписал на нём морщины так, что никто не
мог бы его узнать. Наконец он налил небольшой бочонок старого венгерского вина
и подсыпал в него сонного зелья. Положил он тот бочонок в корзину, взвалил её
на спину и направился степенным шагом, покачиваясь, к графскому замку.
Пока он дошёл, стало уже совсем темно: он уселся во дворе на
камень, начал покашливать, как больная грудью старуха, и потирать руки, будто
ему холодно. А лежали у ворот конюшни, возле костра, солдаты; один из них
заметил женщину и крикнул ей:
– Бабушка, подходи-ка поближе да погрейся возле нас.
Ведь ночевать-то тебе здесь негде; ты знаешь, куда попала?
Заковыляла старуха, подошла к ним, попросила снять у неё со
спины корзину и подсела возле солдат у костра.
– Что это у тебя в бочонке, старая ты развалина? –
спросил один из них.
– Глоток доброго вина, – ответила старуха, –
я живу тем, что торгую, а за деньги да ласковое слово налью вам охотно
стаканчик.
– Ну-ка давай, – сказал солдат и, отведав вина,
заметил: – Что ж, вино хорошее, я охотно выпью ещё стакан, – и он велел
нацедить себе ещё, остальные тоже последовали его примеру.
– Эй, друзья! – крикнул один из них, обращаясь к
тем, кто сидел в конюшне. – Тут вот пришла старушка, есть у неё вино, оно
такое же старое, как и она сама. Хлебните и вы маленько, оно согреет вам
желудок куда получше, чем наш костёр.
Внесла старуха свой бочонок в конюшню. В это время один из
конюхов сидел на осёдланном любимом графском коне, другой держал в руках
уздечку, а третий ухватился за хвост. Старуха нацеживала им вина, сколько
требовали, пока весь запас не вышел. И вот выпала вскоре у одного из рук
уздечка, он опустился на землю и начал храпеть; другой выпустил из рук конский
хвост, уселся на земле и захрапел ещё погромче. А тот, кто сидел в седле, хоть
и остался на нём, но свесил голову на шею лошади, уснул и дышал ртом, словно
кузнечный мех. Солдаты во дворе давно уже уснули, они лежали на земле вповалку,
недвижно, будто каменные. Как увидел ловкий вор, что ему всё удалось, сунул в
руки одному вместо уздечки верёвку, а тому, кто держал хвост, – соломенную
метёлку; но что было делать с тем, кто сидел на спине у коня? Сбрасывать его
вниз ему не хотелось, – он мог бы проснуться и поднять крик. Но он знал,
что придумать, расстегнул подпругу, подвязал покрепче к седлу две верёвки, что
висели на стенных кольцах, и поднял спящего всадника вместе с седлом вверх,
затем обкрутил верёвки вокруг столбов и крепко-накрепко их завязал. Потом он
отвязал коня с цепи; но если бы он поскакал по вымощенному камнем двору, то в
замке услыхали бы шум. Поэтому он сначала обернул копыта старым тряпьём, затем
осторожно вывел коня и ускакал.
Когда уже рассвело, воровских дел мастер мчался во весь опор
к замку. Граф только что поднялся с постели и выглянул в окно.
– Доброе утро, господин граф! – крикнул он
ему. – Вот и конь, которого мне удалось удачно вывести из конюшни. Вы
поглядите, как преспокойно ваши солдаты лежат и спят, а если вам будет угодно
зайти на конюшню, вы увидите, как удобно расположились ваши сторожа.
Графу ничего не оставалось больше, как рассмеяться, и он
сказал:
– Один раз тебе удалось, но в другой раз так удачно
тебе не сойдёт. Я тебя предупреждаю, что если ты мне попадёшься, я поступлю с
тобой, как с вором.
Вечером, когда графиня отправилась спать, она крепко зажала
руку с обручальным кольцом, и граф сказал:
– Все двери заперты и закрыты на засов, я буду
подстерегать вора, а если станет он лезть в окно, я его пристрелю.
Но ловкий вор направился в сумерках на поле, к виселице,
срезал там бедного грешника с верёвки, на которой тот висел и потащил его на
спине в замок. Потом он подставил лестницу к спальне, взвалил его себе на плечи
и начал взбираться наверх. Когда он поднялся настолько высоко, что в окне
показалась голова мертвеца, граф, лежавший в постели и не спавший, выхватил
пистолет и нацелился в него, но ловкий вор сбросил тотчас бедного грешника на
пол, а сам быстро спрыгнул с лестницы на землю и спрятался за углом. Ночь была
такая лунная, что ловкий вор мог ясно разглядеть, как граф вылез из окна на
лестницу, спустился вниз и отнёс мертвеца в сад. Он начал там копать яму, чтобы
положить в неё мертвеца. «Теперь, – подумал вор, – настал самый
удобный момент», – он быстро выбрался из закоулка и взобрался по лестнице
наверх, прямо в спальню графини.
– Дорогая жена, – начал он, подражая голосу
графа, – вор уже мёртв, но всё же он мне доводится крестником; он был
скорее плутом, чем злодеем; мне не хотелось бы его выставлять на всеобщий
позор, да и жалко мне бедных родителей. Я сам похороню его в саду, пока не
начнёт светать, чтоб не стало обо всём известно людям. Дай мне простыню, я
заверну в неё труп и зарою его, как собаку.
Графиня подала ему простыню.
– Знаешь что, – продолжал вор, – мне хочется
проявить великодушие: дай мне и кольцо, ведь несчастный жизнью своей рисковал,
уж пусть он возьмёт его с собой в могилу.
Не хотелось ей графу перечить, и хотя неохотно, но она сняла
всё же с пальца кольцо и подала ему. Вор быстро выбрался с этими двумя вещами и
счастливо вернулся домой, прежде чем граф в саду покончил со своей работой
могильщика.
Каково же было изумление графа, когда на другое утро явился
воровских дел мастер и принёс ему простыню и кольцо.
– Да неужто ты колдовать умеешь? – сказал он
ему. – Кто это тебя вытащил из могилы, куда я тебя сам положил, и кто тебя
воскресил?
– Да вы меня вовсе и не хоронили, – сказал
вор. – Вы закопали несчастного грешника с виселицы. – И он рассказал
подробно, как всё это случилось. И должен был граф признать, что вор он ловкий
и хитрый.
– Но это ещё не всё, – добавил граф. – Тебе
предстоит выполнить и третью задачу, если ты с нею не справишься, то всё это
тебе мало поможет.
Усмехнулся мастер, ничего не ответил.
Вот наступила ночь, подошёл он к деревенской церкви, с
длинным мешком за спиной, с узелком под мышкой и фонарём в руке. Были у него в
мешке раки, а в узелке небольшие восковые свечи. Он уселся на кладбище, достал
из мешка рака и прилепил у него на спине восковую свечечку; потом он зажёг её,
выпустил рака на землю, чтобы тот полз. Достал он из мешка второго рака, сделал
то же самое, и так продолжал, пока не вынул из мешка и последнего рака.
Потом надел он на себя чёрную одежду, похожую на монашескую
сутану, и приклеил себе к подбородку седую бороду. Когда его теперь никак
нельзя было бы узнать, он взял пустой мешок, направился в церковь и взошёл на
кафедру. Часы на колокольне в это время пробили как раз полночь; когда отзвучал
последний удар, вор громким голосом возвестил:
– Слушайте, грешные люди, настал конец света, близится
день Страшного суда. Слушайте и внимайте. Кто хочет вместе со мной попасть на
небо, пусть тот залезет в этот мешок. Я – Пётр, стоящий на страже у небесных
врат. Глядите, вон там на кладбище бродят покойники и собирают свои кости.
Подходите сюда, подходите, забирайтесь в мешок, близится конец света!
Этот возглас разнёсся по всей деревне. Пастор и причетник,
которые жили неподалёку от церкви, первые его услыхали, а увидев свечи,
блуждающие по кладбищу, решили, что случилось нечто необычайное, и зашли в
церковь. Они послушали немного проповедь, потом причетник толкнул пастора и
говорит:
– Было б неплохо воспользоваться случаем и попасть нам
вместе до наступления Страшного суда столь легко на небо.
– И правда, – ответил пастор, – это и я тоже
подумал; если угодно, давайте вместе отправимся в путь-дорогу.
– Да, – ответил причетник, – но вам-то,
господин пастор, первому надлежит входить, а я уж следом за вами.
Вот двинулся поп вперёд и взошёл на кафедру, где воровских
дел мастер раскрыл свой мешок. Забрался пастор первым, а следом за ним –
причетник. Завязал тут вмиг ловкий вор крепко-накрепко свой мешок, схватил его
за конец и потащил вниз по лесенке с церковной кафедры; и когда головы двух
дураков бились о ступеньки, он провозгласил: «Сейчас мы уже переходим через
горы». Потом потащил он их таким же образом по деревне, и когда им приходилось
волочиться по лужам, он говорил: «А теперь мы проходим сквозь сырые облака», а
когда втаскивал он их по замковой лестнице, он приговаривал: «А сейчас
подымаемся мы по небесной лестнице и скоро будем в преддверии рая».
Наконец взобрались они наверх; засунул вор мешок на
голубятню, а когда голуби замахали крыльями, он сказал: «Слышите, как радуются
ангелы и крыльями машут?» Потом он задвинул засов и ушёл.
На другое утро он направился к графу и сказал ему, что
выполнил и третью задачу, утащил из церкви пастора и причетника.
– Куда же ты их бросил? – спросил граф.
– Они лежат завязанные в мешке на самом верху голубятни
и воображают, что попали на небо.
Поднялся граф сам наверх и убедился, что тот сказал правду.
Освободил он пастора и причетника из их темницы и говорит:
– Ты из воров вор и дело своё выиграл. На этот раз ты
можешь уходить подобру-поздорову, но из моих владений убирайся, а если опять
появишься тут, то получишь своё повышенье на виселице.
Попрощался ловкий вор со своим отцом-матерью и ушёл снова
бродить по свету. С той поры никто о нём больше и не слышал.
|