XXXI
Был ненастный день, дождь шел все утро, и больные с
зонтиками толпились в галерее.
Кити ходила с матерью и с московским полковником, весело
щеголявшим в своем европейском, купленном готовым во Франкфурте сюртучке. Они
ходили по одной стороне галереи, стараясь избегать Левина, ходившего по другой
стороне. Варенька в своем темном платье, в черной, с отогнутыми вниз полями
шляпе ходила со слепою француженкой во всю длину галереи, и каждый раз, как она
встречалась с Кити, они перекидывались дружелюбным взглядом.
– Мама, можно мне заговорить с нею? – сказала
Кити, следившая за своим незнакомым другом и заметившая, что она подходит к
ключу и они могут сойтись у него.
– Да, если тебе так хочется, я узнаю прежде о ней и
сама подойду, – отвечала мать. – Что ты в ней нашла особенного?
Компаньонка, должно быть. Если хочешь, я познакомлюсь с мадам Шталь. Я знала ее
belle-soeur,[71] – прибавила княгиня, гордо
поднимая голову.
Кити знала, что княгиня оскорблена тем, что г-жа Шталь как
будто избегала знакомиться с нею. Кити не настаивала.
– Чудо, какая милая! – сказала она, глядя на
Вареньку, в то время как та подавала стакан француженке. – Посмотрите, как
все просто, мило.
– Уморительны мне твои engouements,[72] – сказала княгиня, – нет, пойдем лучше
назад, – прибавила она, заметив двигавшегося им навстречу Левина с своею
дамой и с немецким доктором, с которым он что-то громко и сердито говорил.
Они поворачивались, чтоб идти назад, как вдруг услыхали уже
не громкий говор, а крик. Левин, остановившись, кричал, и доктор тоже
горячился. Толпа собиралась вокруг них. Княгиня с Кити поспешно удалились, а
полковник присоединился к толпе, чтоб узнать, в чем дело.
Через несколько минут полковник нагнал их.
– Что это там было? – спросила княгиня.
– Позор и срам! – отвечал полковник. – Одного
боишься – это встречаться с русскими за границей. Этот высокий господин
побранился с доктором, наговорил ему дерзости за то, что тот его не так лечит,
и замахнулся палкой. Срам просто!
– Ах, как неприятно! – сказала княгиня. – Ну,
чем же кончилось?
– Спасибо, тут вмешалась эта… эта в шляпе грибом.
Русская, кажется, – сказал полковник.
– Mademoiselle Варенька? – радостно спросила Кити.
– Да, да. Она нашлась скорее всех, она взяла этого
господина под руку и увела.
– Вот, мама, – сказала Кити матери, – вы
удивляетесь, что я восхищаюсь ею.
С следующего дня, наблюдая на водах своего неизвестного
друга, Кити заметила, что m-lle Варенька и с Левиным и его женщиной уже находилась
в тех же отношениях, как и с другими своими prot ég és .
Она подходила к ним, разговаривала, служила переводчицей для женщины, не
умевшей говорить ни на одном иностранном языке.
Кити еще более стала умолять мать позволить ей познакомиться
с Варенькой. И, как ни неприятно было княгине как будто делать первый шаг в
желании познакомиться с г-жою Шталь, позволявшею себе чем-то гордиться, она
навела справки о Вареньке и, узнав о ней подробности, дававшие заключить, что
не было ничего худого, хотя и хорошего мало, в этом знакомстве, сама первая
подошла к Вареньке и познакомилась с нею.
Выбрав время, когда дочь ее пошла к ключу, а Варенька
остановилась против булочника, княгиня подошла к ней.
– Позвольте мне познакомиться с вами, – сказала
она с своею достойною улыбкой. – Моя дочь влюблена в вас, – сказала
она. – Вы, может быть, не знаете меня. Я…
– Это больше, чем взаимно, княгиня, – поспешно
отвечала Варенька.
– Какое вы доброе дело сделали вчера нашему жалкому
соотечественнику! – сказала княгиня.
Варенька покраснела.
– Я не понимаю, я, кажется, ничего не делала, –
сказала она.
– Как же, вы спасли этого Левина от неприятности.
– Да, sa compagne[73] позвала
меня, и я постаралась успокоить его: он очень болен и недоволен был доктором. А
я имею привычку ходить за этими больными.
– Да, я слышала, что вы живете в Ментоне с вашею
тетушкой, кажется, madame Шталь. Я знала ее belle-soeur.
– Нет, она мне не тетка. Я называю ее maman, но я ей не
родня; я воспитана ею, – опять покраснев, отвечала Варенька.
Это было так просто сказано, так мило было правдивое и
открытое выражение ее лица, что княгиня поняла, почему ее Кити полюбила эту
Вареньку.
– Ну, что же этот Левин? – спросила княгиня.
– Он уезжает, – отвечала Варенька.
В это время, сияя радостью о том, что мать ее познакомилась
с ее неизвестным другом, от ключа подходила Кити.
– Ну вот, Кити, твое сильное желание познакомиться с
mademoiselle…
– Варенькой, – улыбаясь, подсказала
Варенька, – так все меня зовут.
Кити покраснела от радости и долго молча жала руку своего
нового друга, которая не отвечала на ее пожатие, но неподвижно лежала в ее
руке. Рука не отвечала на пожатие, но лицо m-lle Вареньки просияло тихою,
радостною, хотя и несколько грустною улыбкой, открывавшею большие, но
прекрасные зубы.
– Я сама давно хотела этого, – сказала она.
– Но вы так заняты…
– Ах, напротив, я ничем не занята, – отвечала
Варенька, но в ту же минуту должна была оставить своих новых знакомых, потому
что две маленькие русские девочки, дочери больного, бежали к ней.
– Варенька, мама зовет! – кричали они.
И Варенька пошла за ними.
|