ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Nemo рассказал историю землякам: те сразу узнали.
— Это, — говорят, — Шерамур.
— Кто он?
— Неизвестно.
— Во всяком случае он русский.
— О да! русский, у него какая-то таинственная история.
— Политическая?
— Кто его разберет! но, кажется, политическая.
— По какому делу он сюда сбежал?
— Право, не знаю, да и знает ли он сам об этом —
сомневаюсь.
— Он не сумасшедший?
— Разве с точки зрения доктора Крупова.
— И не плут?
— Нет, он по-своему даже очень честен: да вот вы сами в
этом убедитесь.
— Каким образом?
— Он занял у вас денег?
— А вы почему так думаете?
— Если он приходил, значит или долг принес, или умирает
с голоду и в долг просит.
— Я ему очень мало дал.
— Все равно: он принесет.
— Я этого вовсе не требую.
— Мало ли что! А вы если хотите у него заискать, то
сведите его пожрать.
— Он не обидится?
— Нимало; он человек натуральный; только не ведите в
хорошее место: этого он терпеть не может, а куда-нибудь погрязнее.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
На другое утро спит Nemo и слышит:
— Проснитесь!
Тот открыл глаза и увидал перед собою Шерамура. Он был
по-вчерашнему в блузе без рубашки и в бандитской шляпе. Только яркий, голодный
блеск черных глаз его немножко смягчился, и в них даже как будто мелькало
что-то похожее на некоторый признак улыбки. Он протянул к хозяину руку и
проговорил:
— Получайте.
— Что это?
— Три франка сдачи.
— Присядьте, — я сейчас встану, и мы пойдем вместе
завтракать.
Шерамур сел и, положив деньги на стол, проговорил:
— Могу.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Они пили и ели именно так, как хотел того Шерамур, даже не у
Дюваля, а пошли по самому темному из закоулков Латинского квартала и приютились
в грязненьком кабачке дородной, богатырского сложения нормандки, которую звали
Tante Grillade. Это была единственная женщина в Париже, которую Шерамур знал по
имени и при встречах с которою он кивал ей своею горделивою головою. Она этого
стоила, потому что имела историческую репутацию высокой пробы. Если она не лгала,
то она в самом цвете своей юности была предметом внимания Луи Бонапарта и очень
могла бы ему кое-что напомнить, но с тех пор, как он сделался Наполеоном
Третьим, Grillade его презирала и жила, содержа грязненькую съестную лавку.
Было ли это все правда, или только отчасти, — это
оставалось на совести Танты, но Шерамур ей верил: ему нравилось, что она
презирает «такого барина». За это он ее уважал и доказывал ей свое уважение,
перед ней одной снимая свою ужасную шляпу. Притом же она и ее темный закоулок
составляли для Шерамура очень приятное воспоминание. Здесь, в этой трущобе, к
нему раз спускалось небо на землю; здесь он испытал самое высокое удовольствие,
к которому стремилась его душа; тут он, вечно голодный и холодный нищий, один
раз давал пир — такой пир, который можно было бы назвать «пиром Лазаря».
Шерамур самыми удивительными путями получил по матери наследство в триста или
четыреста франков и сделал на них «пир Лазаря».
Он отдал все эти деньги Танте и велел ей «считать», пока он
проест.
С того же дня он ежедневно водил сюда по нескольку voyou[27] и всех питал до тех пор,
пока Танта подала ему счет, в котором значилось, что все съедено.
Теперь он сюда же привел своего консоматера. Им подали
скверных котлет, скверного пюре и рагу из обрезков да литр кислого вина.
Шерамур ел все это сосредоточенно и не обращая ни на кого никакого внимания,
пока отвалился и сказал:
— Буде!
С этого у Nemo и Шерамура завязалось знакомство, которое
поддерживалось «жратвою» у Tante Grillade и с каждым днем выводило наружу всё
новые странности этого Каинова сына.
|
