ШЕРАМУР
(Чрева-ради юродивый)
ГЛАВА ПЕРВАЯ
По некоторым, достаточно важным причинам выставленная кличка
должна заменять собственное имя моего героя — если только он годится
куда-нибудь в герои.
Если бы я не опасался выразиться вульгарно в самом начале
рассказа, то я сказал бы, что Шерамур есть герой брюха, в самом тесном смысле,
какой только можно соединить с этим выражением. Но все равно: я должен это
сказать, потому что свойство материи лишает меня возможности быть очень
разборчивым в выражениях, — иначе я ничего не выражу. Герой мой — личность
узкая и однообразная, а эпопея его — бедная и утомительная, но тем не менее я
рискую ее рассказывать.
Итак, Шерамур — герой брюха; его девиз — жрать, его идеал —
кормить других; в этом настроении он имел похождения, достойные некоторого
внимания. Я опишу кое-что из них в коротких отрывках: это единственная форма, в
которой можно передать что-нибудь о лице, не имевшем никакой последовательности
и не укладывающемся ни в какую форму.
Начинаю с того самого случая, как он показался первому
человеку, который обнаружил в нем нечто достойное наблюдения.
Летом 187* года в Париж прибыл из Петербурга литературный
Nemo.[26] Он поселился в небольшой
комнатке, против решетки Люксембургского сада, и жил тут тихо и смирно
несколько дней, как вдруг однажды входит к нему консьерж и говорит, что пришел
«некто» и требует, чтобы monsieur вышел к нему — на лестницу.
Nemo имел основания не любить таинственности и с неудовольствием
спросил:
— Кто это такой и что ему нужно?
— Я думаю, это некто из ваших, — отвечал француз.
— Это мужчина или женщина?
— Во всяком случае мне кажется, что это скорее мужчина.
— Так попросите его сюда.
— Да, но мне кажется, что ему неудобно войти.
— Разве он пьян?
— Нет; он… раздет.
ГЛАВА ВТОРАЯ
На узенькой спиральной лестнице с крошечным окном в
безвоздушный канал, образовываемый тремя сходящимися острым углом стенами,
стояла очень маленькая, но преоригинальная фигура. Первое, что бросилось в
глаза Nemo, были полудетские плечи и курчавая голова с длинными волосами,
покрытая истасканною бандитскою шляпою.
Сначала казалось, что это костюмированный тринадцати- или
четырнадцатилетний мальчик, но чуть он оборотился, вид изменился: перед вами
прежде всего два яркие, черные глаза, которые горят диким, как бы голодным
огнем, и черная борода замечательной величины и расположения. Она заросла по
всему лицу почти под самые глаза и вниз закрывает грудь до пояса. Такую бороду,
по строгановскому лицевому подлиннику, указано писать только преподобному
Моисею Мурину, вероятно ради особенности его мадьярского происхождения и
мучительной пылкости темперамента этого святого, которому зато и положено
молиться «от неистовой страсти».
Nemo подошел к незнакомцу и спросил:
— С кем я имею честь…
— Никакой нет чести, — отвечал незнакомец не
натуральным, а искусственным баском, как во время оно считали обязанностью
хорошего тона говорить кадеты выпускного класса. Nemo понимал некоторый толк в
людях и сам переменил манеру.
— Что же вам надо? — спросил он гостя.
— Имею дело.
— Так войдите в комнату.
— У вас нет никого?
— Никого.
— Могу.
И незнакомец пошел за хозяином важно и неспешно, переставляя
свои коротенькие ножки, а когда взошел, то сел и, не снимая шляпы, сейчас же
спросил:
— Нет ли у вас работы?
— Работы!
— Да, нет ли у вас какой работы?
— Да какая же у меня работа?
— Разве я знаю, какая?
— Вы мастеровой?
— Нет, не мастеровой, а мне говорили, что вы романы
пишете.
— Это правда.
— Так я переписывать.
— Но теперь я ничего не пишу.
— Вот как! Значит — сыты.
Он встал и, немного насупясь, добавил:
— А деньги есть у вас?
Хозяин невольно посторонился и спросил:
— Что это значит?
— Значит, что я три дня не жрал.
— Сколько же вам нужно?
— Мне нужно много, но я у вас хочу взять два франка.
— Извольте.
Турист опустил руку в портмоне и подал своему гостю
пятифранковую монету.
— Здесь больше, — сказал тот.
— Это все равно.
— Да, разумеется, — вы сдачи получите.
С этим он завернулся и вышел тем же ровным шагом, с тою же
неизменною важностью. Во время разговора можно было видеть, что у него некрепко
держатся рейтузы и под блузою нет рубашки.
|
