ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Взяли англичане левшу на свои руки, а русского курьера назад
в Россию отправили. Курьер хотя и чин имел и на разные языки был учен, но они
им не интересовались, а левшою интересовались, — и пошли они левшу водить
и все ему показывать. Он смотрел все их производство: и металлические фабрики, и
мыльно-пильные заводы, и все хозяйственные порядки их ему очень нравились,
особенно насчет рабочего содержания. Всякий работник у них постоянно в сытости,
одет не в обрывках, а на каждом способный тужурный жилет, обут в толстые
щиглеты с железными набалдашниками, чтобы нигде ноги ни на что не напороть;
работает не с бойлом, а с обучением и имеет себе понятия. Перед каждым на виду
висит долбица умножения, а под рукою стирабельная дощечка: все, что который
мастер делает, — на долбицу смотрит и с понятием сверяет, а потом на
дощечке одно пишет, другое стирает и в аккурат сводит: что на цыфирях написано,
то и на деле выходит. А придет праздник, соберутся по парочке, возьмут в руки
по палочке и идут гулять чинно-благородно, как следует.
Левша на все их житье и на все их работы насмотрелся, но
больше всего внимание обращал на такой предмет, что англичане очень удивлялись.
Не столь его занимало, как новые ружья делают, сколь то, как старые в каком
виде состоят. Все обойдет и хвалит, и говорит:
— Это и мы так можем.
А как до старого ружья дойдет, — засунет палец в дуло,
поводит по стенкам и вздохнет:
— Это, — говорит, — против нашего не в пример
превосходнейше.
Англичане никак не могли отгадать, что такое левша замечает,
а он спрашивает:
— Не могу ли, — говорит, — я знать, что наши
генералы это когда-нибудь глядели или нет?
Ему говорят:
— Которые тут были, те, должно быть, глядели.
— А как, — говорит, — они были: в перчатке
или без перчатки?
— Ваши генералы, — говорят, — парадные, они
всегда в перчатках ходят; значит, и здесь так были.
Левша ничего не сказал. Но вдруг начал беспокойно скучать.
Затосковал и затосковал и говорит англичанам:
— Покорно благодарствуйте на всем угощении, и я всем у
вас очень доволен и все, что мне нужно было видеть, уже видел, а теперь я скорее
домой хочу.
Никак его более удержать не могли. По суше его пустить
нельзя, потому что он на все языки не умел, а по воде плыть нехорошо было,
потому что время было осеннее, бурное, но он пристал: отпустите.
— Мы на буреметр, — говорят, — смотрели: буря
будет, потонуть можешь; это ведь не то, что у вас Финский залив, а тут
настоящее Твердиземное море.
— Это все равно, — отвечает, — где
умереть, — все единственно, воля божия, а я желаю скорее в родное место,
потому что иначе я могу род помешательства достать.
Его силом не удерживали: напитали, деньгами наградили,
подарили ему на память золотые часы с трепетиром, а для морской прохлады на
поздний осенний путь дали байковое пальто с ветряной нахлобучкою на голову.
Очень тепло одели и отвезли левшу на корабль, который в Россию шел. Тут
поместили левшу в лучшем виде, как настоящего барина, но он с другими господами
в закрытии сидеть не любил и совестился, а уйдет на палубу, под презент сядет и
спросит: «Где наша Россия?»
Англичанин, которого он спрашивает, рукою ему в ту сторону
покажет или головою махнет, а он туда лицом оборотится и нетерпеливо в родную
сторону смотрит.
Как вышли из буфты в Твердиземное море, так стремление его к
России такое сделалось, что никак его нельзя было успокоить, водопление стало
ужасное, а левша все вниз в каюты нейдет — под презентом сидит, нахлобучку
надвинул и к отечеству смотрит.
Много раз англичане приходили его в теплое место вниз звать,
но он, чтобы ему не докучали, даже отлыгаться начал.
— Нет, — отвечает, — мне тут наружи лучше; а
то со мною под крышей от колтыхания морская свинка сделается.
Так все время и не сходил до особого случая и через это
очень понравился одному полшкиперу, который, на горе нашего левши, умел
по-русски говорить. Этот полшкипер не мог надивиться, что русский сухопутный
человек и так все непогоды выдерживает.
— Молодец, — говорит, — рус! Выпьем!
Левша выпил.
А полшкипер говорит:
— Еще!
Левша и еще выпил, и напились.
Полшкипер его и спрашивает:
— Ты какой от нашего государства в Россию секрет
везешь?
Левша отвечает:
— Это мое дело.
— А если так, — отвечал полшкипер, — так
давай держать с тобой аглицкое парей. Левша спрашивает:
— Какое?
— Такое, чтобы ничего в одиночку не пить, а всего пить
заровно: что один, то непременно и другой, и кто кого перепьет, того и горка.
Левша думает: небо тучится, брюхо пучится, — скука
большая, а путина длинная, и родного места за волною не видно — пари держать
все-таки веселее будет.
— Хорошо, — говорит, — идет!
— Только чтоб честно.
— Да уж это, — говорит, — не беспокойтесь.
Согласились и по рукам ударили.
|
