 Увеличить |
Глава
IX
Как я готовлюсь к экзамену
В
четверг на святой папа, сестра и Мими с Катенькой уехали в деревню, так что во
всем большом бабушкином доме оставались только Володя, я и St.-Jérôme. То
настроение духа, в котором я находился в день исповеди и поездки в монастырь,
совершенно прошло и оставило по себе только смутное, хотя и приятное,
воспоминание, которое все более и более заглушалось новыми впечатлениями
свободной жизни.
Тетрадь
с заглавием «Правила жизни» тоже была спрятана с черновыми ученическими тетрадями.
Несмотря на то, что мысль о возможности составить себе правила на все
обстоятельства жизни и всегда руководиться ими нравилась мне, казалась
чрезвычайно простою и вместе великою, и я намеревался все-таки приложить ее к
жизни, я опять как будто забыл, что это нужно было делать сейчас же, и все
откладывал до такого-то времени. Меня утешало, однако, то, что всякая мысль, которая
приходила мне теперь в голову, подходила как раз под какое-нибудь из
подразделений моих правил и обязанностей: или к правилам в отношении к ближним,
или к себе, или к богу. «Вот тогда я это отнесу туда и еще много, много мыслей,
которые мне придут тогда, по этому предмету», – говорил я сам себе. Часто
теперь я спрашиваю себя: когда я был лучше и правее – тогда ли, когда верил во
всемогущество ума человеческого, или теперь, когда, потеряв силу развития,
сомневаюсь в силе и значении ума человеческого? – и не могу себе дать
положительного ответа.
Сознание
свободы и то весеннее чувство ожидания чего-то, про которое я говорил уже, до
такой степени взволновали меня, что я решительно не мог совладеть с самим собою
и приготавливался к экзамену очень плохо. Бывало, утром занимаешься в классной
комнате и знаешь, что необходимо работать, потому что завтра экзамен из
предмета, в котором целых два вопроса еще не прочитаны мной, но вдруг пахнёт из
окна каким-нибудь весенним духом, – покажется, будто что-то крайне нужно
сейчас вспомнить, руки сами собою опускают книгу, ноги сами собой начинают
двигаться и ходить взад и вперед, а в голове, как будто кто-нибудь пожал
пружинку и пустил в ход машину, в голове так легко и естественно и с такою
быстротою начинают пробегать разные пестрые, веселые мечты, что только
успеваешь замечать блеск их. И час и два проходят незаметно. Или тоже сидишь за
книгой и кое-как сосредоточишь все внимание на то, что читаешь, вдруг по
коридору услышишь женские шаги и шум платья, – и все выскочило из головы,
и нет возможности усидеть на месте, хотя очень хорошо знаешь, что, кроме Гаши,
старой бабушкиной горничной, никто не мог пройти по коридору. «Ну, а ежели это
вдруг она? – приходит в голову, – ну, а если теперь-то вот и
начнется, а я пропущу?» – и выскакиваешь в коридор, видишь, что это точно Гаша;
но уж долго потом не совладеешь с головой. Пружинка пожата, и опять пошла
кутерьма страшная. Или вечером сидишь один с сальной свечой в своей комнате;
вдруг на секунду, чтоб снять со свечи или поправиться на стуле, отрываешься от
книги и видишь, что везде в дверях, по углам темно, и слышишь, что везде в доме
тихо, – опять невозможно не остановиться и не слушать этой тишины, и не
смотреть на этот мрак отворенной двери в темную комнату, и долго-долго не
пробыть в неподвижном положении или не пойти вниз и не пройти по всем пустым
комнатам. Часто тоже долго по вечерам я просиживал незамеченным в зале,
прислушиваясь к звуку «Соловья», которого двумя пальцами наигрывала на
фортепьянах Гаша, сидя одна при сальной свечке в большой зале. А уж при лунном
свете я решительно не мог не вставать с постели и не ложиться на окно в
палисадник и, вглядываясь в освещенную крышу Шапошникова дома, и стройную
колокольню нашего прихода, и в вечернюю тень забора и куста, ложившуюся на
дорожку садика, не мог не просиживать так долго, что потом просыпался с трудом
только в десять часов утра.
Так
что, ежели бы не учителя, которые продолжали ходить ко мне, не St.-Jérôme,
который изредка нехотя подстрекал мое самолюбие, и, главное, не желание
показаться дельным малым в глазах моего друга Нехлюдова, то есть выдержать
отлично экзамен, что, по его понятиям, было очень важною вещью, – ежели бы
не это, то весна и свобода сделали бы то, что я забыл бы даже все то, что знал
прежде, и ни за что бы не выдержал экзамена.
|
