Глава
XII
Ключик
Едва
успели мы, сойдя вниз, поздороваться со всеми гостями, как нас позвали к столу.
Папа был очень весел (он был в выигрыше в это время), подарил Любочке дорогой
серебряный сервиз и за обедом вспомнил, что у него во флигеле осталась еще
бонбоньерка, приготовленная для именинницы.
– Чем
человека посылать, поди-ка лучше ты, Коко, – сказал он мне. – Ключи
лежат на большом столе в раковине, знаешь?.. Так возьми их и самым большим
ключом отопри второй ящик направо. Там найдешь коробочку, конфеты в бумаге и
принесешь все сюда.
– А
сигары принести тебе? – спросил я, зная, что он всегда после обеда посылал
за ними.
– Принеси,
да смотри у меня – ничего не трогать! – сказал он мне вслед.
Найдя
ключи на указанном месте, я хотел уже отпирать ящик, как меня остановило желание
узнать, какую вещь отпирал крошечный ключик, висевший на той же связке.
На
столе, между тысячью разнообразных вещей, стоял около перилец шитый портфель с
висячим замочком, и мне захотелось попробовать, придется ли к нему маленький
ключик. Испытание увенчалось полным успехом, портфель открылся, и я нашел в нем
целую кучу бумаг. Чувство любопытства с таким убеждением советовало мне узнать,
какие были эти бумаги, что я не успел прислушаться к голосу совести и принялся
рассматривать то, что находилось в портфеле…
·
· ·
Детское
чувство безусловного уважения ко всем старшим, и в особенности к папа, было так
сильно во мне, что ум мой бессознательно отказывался выводить какие бы то ни
было заключения из того, что я видел. Я чувствовал, что папа должен жить в
сфере совершенно особенной, прекрасной, недоступной и непостижимой для меня, и
что стараться проникать тайны его жизни было бы с моей стороны чем-то вроде
святотатства.
Поэтому
открытия, почти нечаянно сделанные мною в портфеле папа, не оставили во мне
никакого ясного понятия, исключая темного сознания, что я поступил нехорошо.
Мне было стыдно и неловко.
Под
влиянием этого чувства я как можно скорее хотел закрыть портфель, но мне,
видно, суждено было испытать всевозможные несчастия в этот достопамятный день:
вложив ключик в замочную скважину, я повернул его не в ту сторону; воображая,
что замок заперт, я вынул ключ, и – о ужас! – у меня в руках была только
головка ключика. Тщетно я старался соединить ее с оставшейся в замке половиной
и посредством какого-то волшебства высвободить ее оттуда; надо было, наконец,
привыкнуть к ужасной мысли, что я совершил новое преступление, которое нынче же
по возвращении папа в кабинет должно будет открыться.
Жалоба
Мими, единица и ключик! Хуже ничего не могло со мной случиться. Бабушка – за жалобу
Мими, St.-Jérôme – за единицу, папа – за ключик… и все это обрушится на меня не
позже как нынче вечером.
– Что
со мной будет?! А-а-ах! что я наделал?! – говорил я вслух, прохаживаясь по
мягкому ковру кабинета. – Э! – сказал я сам себе, доставая конфеты и
сигары, – чему быть, тому не миновать… – И побежал в дом.
Это
фаталистическое изречение, в детстве подслушанное мною у Николая, во все
трудные минуты моей жизни производило на меня благотворное, временно
успокаивающее влияние. Входя в залу, я находился в несколько раздраженном и
неестественном, но чрезвычайно веселом состоянии духа.
|
