230
Нехватка молчаливости.
Все его существо неубедительно, — это
происходит оттого, что он ни разу не промолчал ни об одном хорошем поступке,
который он совершил.
231
“Основательные”.
Тугодумы познания полагают, что медлительность свойственна
познанию.
232
Сновидения.
Снится — или ничего, или что-то интересное. Нужно учиться и
бодрствовать так же: или никак, или интересно.
233
Опаснейшая точка зрения.
То, что я сейчас делаю или допускаю, столь же важно для
всего грядущего, как и величайшее событие прошлого: в этой чудовищной
перспективе воздействия все поступки оказываются одинаково великими и малыми.
234
Утешительная речь музыканта.
“Твоя жизнь не звучит для людских ушей: для них ты живешь
немой жизнью, и вся тонкость мелодии, вся нежная решительность в последствиях
или намерениях ускользает от них. Правда, отсюда не следует, что ты пойдешь по
широкой улице с полковой музыкой, — но это не дает никаких прав добрым
людям говорить, что твоему образу жизни недостает музыки. Имеющий уши, да
слышит”.
235
Ум и характер.
Иного возвышает его характер, но ум его остается
несоразмерным с этой верши ной, — бывает и наоборот.
236
Чтобы двигать массами.
Не должен ли тот, кто хочет двигать массами, быть актером
самого себя? Не должен ли он сперва перевести себя самого на гротескно-ясный
язык и исполнить всю свою личность и свое дело столь огрубленным и
упрощенным образом?
237
Вежливый.
“Он так вежлив!” — Да, у него всегда при себе лакомый
кусочек для Цербера, и он так труслив, что каждого принимает за Цербера, и
тебя, и меня, — вот и вся его “вежливость”.
238
Без зависти.
Он начисто лишен зависти, но в этом нет никакой заслуги: ибо
он хочет завоевать страну, в которой еще никто не бывал и которую едва ли
кто-нибудь видел.
|
