70
Госпожи господ.
Это глубокое могучее контральто слышимое временами в театре,
при подымает внезапно перед нами занавес возможностей, в каковые мы по
обыкновению не верим: и вот мы сразу верим в то, что где-то в мире могут
существовать женщины с высокими, героическими, царственными душами, способные и
готовые к грандиозным противостояниям, решениям и пожертвованиям, способные и
готовые к господству над мужчинами, ибо в них лучшее, что есть в мужчине,
поверх всякого там пола, стало воплощенным идеалом. Правда, в намерении театра
отнюдь не входило, чтобы эти голоса давали именно такое представление о
женщине: им приходится обычно изображать идеального любовника, например
какого-нибудь Ромео; но, судя по моему опыту, театр и композитор, ожидающий от
такого голоса подобных действий, как правило, просчитываются. В этих
любовников не верят: такие голоса содержат все еще колорит матери и хозяйки
дома, и больше всего тогда именно, когда в их звучании слышна любовь.
71
О женском целомудрии.
Есть нечто совершенно удивительное и невероятное в
воспитании благородных женщин, возможно даже, что не существует ничего более
парадоксального. Весь мир согласно сошелся на том, чтобы воспитывать их по
возможности в полном неведении in eroticis и внушать им глубокий стыд перед
этими вещами, оборачивающийся крайним нетерпением и бегством при малейшем
намеке на них. Вся “честь” женщины, в сущности, поставлена здесь на
карту: чего только не простили бы им во всем прочем! Но здесь должны они всем
существом пребывать в неведении: для этого их “зла” у них должны отсутствовать
глаза и уши, слова и мысщи — уже одно знание оказывается тут злом. И что же!
Словно ужасным громовым ударом выбрасываются они в действительность и знание,
вступая в брак, — и притом с тем, кого они больше всего любят и кем больше
всего дорожат: уличить в противоречии любовь и срам, ощутить воедино
восхищение, уступку, долг, сострадание и ужас от неожиданного соседства между
Богом и зверем, и что еще! — тут действительно завязали себе такой
душевный узел, равного которому не сыщешь! Даже сострадательное любопытство
мудрейшего знатока людей окажется бессильным угадать, как удается той или иной
женщиыне обрести себя в этом решении загадки и в этой загадке решения и какое
ужасное, далеко простирающееся подозрение должно при этом шевелиться в бедной,
вышедшей из пазов душе, как наконец, именно в этом пункте бросает якорь
последняя философия и скепсис женщины! — После этого — глубокое молчание, как
и до этого: и часто молчание перед собою, закрывание глаз на себя. —
Оттого молодые женщины весьма стараются выглядеть поверхностными и рассеянными;
наиболее утонченные среди них напускают на себя некоего рода нахальство. —
Женщины с легкостью воспринимают своих мужей как вопросительный знак своей
чести, а своих детей как апологию или искупление — они нуждаются в детях и
желают их себе в совершенно ином смысле, чем желает себе детей мужчина. —
Короче, к женщинам никогда нельзя быть достаточно снисходительным!
72
Матери.
Звери думают о самках иначе, чем мужчины; самка ценится ими
как продуктивное вещество. Отцовской любви у них нет, но что-то вроде любви к
детенышам своей возлюбленной и привычки к ним присуще им. Самки же получают в
детях удовлетворение своего властолюбия, некую собственность, некое занятие,
нечто вполне им понятное, с чем можно дать волю языку: все это вместе и
составляет материнскую любовь — позволительно сравнить ее с любовью художника к
своему произведению. Беременность сделала женщин более мягкими, более
терпеливыми, более пугливыми, более смиренными; равным образом и духовная
беременность формирует характер созерцательной натуры, которая родственна
женскому характеру: это матери-самцы. — У животных прекрасным считается
мужской пол.
73
Священная жестокость.
К одному святому подошел человек с новорожденным младенцем
на руках. “Что делать мне с этим ребенком? — спросил он. — Он жалок,
уродлив и недостаточно живой, чтобы умереть”. “Убей его, — вскричал святой
ужасным голосом, — убей его и держи его затем три дня и три ночи на руках,
чтобы сохранить себе об этом память: тогда ты уже не родишь ребенка, покуда не
придет и твое время рожать”. — Услышав это, человек ушел разочарованный, и
многие осуждали святого за жестокий совет убить младенца. “А разве не более
жестоко оставить его в живых?” — сказал святой.
74
Неудачницы.
Никогда не везет бедным женщинам, которые в присутствии
того, кого они любят, становятся неспокойными и неуверенными и слишком много
говорят: ибо мужчины надежнее всего клюют на несколько таинственную и
флегматичную нежность.
|
