 Увеличить |
15
Издали.
Эта гора придает всей местности, над которой она
возвышается, особую очаровательность и значительность; сказав себе это в сотый
раз, мы испытываем к ней столь неразумную благодарность, чтио принимаем ее,
виновницу этого очарования, за самое очаровательное место во всей этой
местности, — и вот мы взбираемся на нее и испытываем разочарование.
Внезапно и сама она и весь обстающий нас внизу ландшафт выглядят точно
расколдованными; мы забыли, что иное величие, как и иная доброта, смотрится
лишь на определенной дистанции, и конечно же снизу, не сверху, так только и действует
оно. Может быть, ты знаешь людей в твоем окружении, которые и сами должны
смотреть на себя лишь на определенном расстоянии, чтобы найти себя вообще
сносными или притягательными и излучающими силу; самопознание им
противопоказано.
16
Через тропинку.
Общаясь с людьми, которые стыдятся своих чувств, надо уметь
притворяться; они испытывают внезапную ненависть к тому, кто уличает их в
каком-то нежном или мечтательном и взволнованном чувстве, словно бы
подсматривая их секреты. Если хотят оказать на них благотворное воздействие в
такие мгновения, пусть рассмешат их или обронят какую-нибудь холодную злую
шутку: их чувство остынет от этого, и они вновь овладеют собою. Я, впрочем,
рассказываю мораль прежде самой истории. — Некогда мы были так близки друг
другу, что, казалось, ничто уже не в силах было помешать нашей дружбе и нашему
братству, и лишь одна узкая тропинка пролегала между нами. Как раз в тот момент,
когда ты захотел вступить на нее, я спросил себя: “Ты хочешь перейти ко мне
через тропинку?” — и тут тебе тотчас же расхотелось это: когда же я снова
спросил тебя, ты уже погрузился в молчание. С тех пор горы и бурные потоки
пролегли между нами, и все, что разделяет и отчуждает, и, если бы мы даже
хотели подойти друг к другу, мы не смогли бы больше это сделать! Но, вспоминая
нынче ту узкую тропинку, ты уже не находишь слов — только рыдания и удивление.
17
Мотивировать свою бедность.
Мы, конечно, не можем никаким фокусом превратить бедную
добродетель в богатую и изобильную, но мы, пожалуй, можем превосходно
истолковать ее бедность в терминах необходимости, так что ее вид не будет уже
причинять нам боли, и мы не будем корчить из-за нее року полные упреков рожи.
Так поступает умный садовник, который проводит скудную водичку своего сада
через руку какой-нибудь нимфы и таким образом мотивирует ее скудность: и кто
только, подобно ему, не нуждается в нимфах!
18
Античная гордость.
Нам недостает античной окраски благородства, потому что в
нашей душе отсутствует понятие об античном рабе. Грек благородного
происхождения находил между высотой своего положения и самым низким положением
такое чудовищное количество промежуточных ступеней и такое расстояние, что он
едва ли мог отчетливо видеть раба: даже Платон не вполне уже видел его. Иное
дело мы, привыкшие к учению о равенстве людей, хотя и не к самому
равенству. Существо, не способное распоряжаться собою и лишенное всяческого
досуга, нисколько не выглядит в наших глазах чем-то презренным; в каждом из
нас, быть может, есть слишком много такого рабства, сообразно условиям нашего
общественного порядка и деятельности, которые существенным образом отличаются
от порядка и деятельности древних. — Греческий философ проходил через
жизнь с тайным чувством, что рабов гораздо больше, чем предполагают, —
именно, что каждый человек есть раб, если он не философ; гордость распирала
его, когда ему приходило в голову, что и могущественнейшие властители земли
принадлежат к числу его рабов. И эта гордость чужда нам и невозможна для нас:
даже как сравнение слово “раб” лишено для нас своей полной силы.
19
Зло.
Исследуйте жизнь лучших и плодотворнейших людей и народов и
спросите себя, может ли дерево, которому суждено гордо прорастать ввысь,
избежать дурной погоды и бурь, и не принадлежат ли неблагоприятное стечение
обстоятельств и сопротивление извне, всякого рода ненависть, ревность,
своекорыстие, недоверие, суровость, алчность и насилие кблагоприятствующим обстоятельствам,
без которых едва ли возможен большой рост даже в добродетели? Яд, от которого
гибнет слабая натура, есть для сильного усиление — и он даже не называет его
ядом.
|
