284
В защиту
праздных. В знак того, что оценка созерцательной жизни понизилась, ученые соперничают
теперь с деятельными людьми в своеобразной спешности наслаждения, так что они,
по-видимому, ценят этот способ наслаждения выше, чем тот, который присущ им
самим и который действительно дает гораздо больше наслаждения. Ученые стыдятся
otium. Но досуг и праздность есть благородное дело. – Если праздность
действительно есть мать всех пороков, то, следовательно, она находится по
меньшей мере в ближайшем соседстве со всеми добродетелями; праздный человек все
же лучше, чем человек деятельный. – Я надеюсь, вы не думаете, что, говоря
о досуге и праздности, я имею в виду вас, ленивцы?
285
Современное
беспокойство. Современная подвижность все прогрессирует к Западу, так что американцам
все жители Европы представляются существами наслаждающимися и любящими покой,
тогда как ведь и последние жужжат и суетятся, как пчелы и осы. Эта подвижность
так велика, что высшая культура не может уже пожинать своих плодов – времена
года как бы слишком быстро следуют друг за другом. Благодаря недостатку покоя
наша цивилизация переходит в новое варварство. Никогда деятельные, т. е.
беспокойные, не имели большего влияния, чем теперь. Поэтому к числу необходимых
корректур, которым нужно подвергнуть характер человечества, принадлежит
усиление в очень большой мере созерцательного элемента. Но и каждый отдельный
человек, который спокоен и постоянен сердцем и головой, имеет право верить, что
он обладает не только хорошим темпераментом, но также и общеполезной
добродетелью и что сохранением этой добродетели он даже выполняет высшую
задачу.
286
В каком
смысле деятельный ленив. Я полагаю, что каждый человек должен иметь собственное
мнение о каждой вещи, о которой возможны мнения, ибо он сам есть самобытная, неповторяющаяся
вещь, которая должна стать ко всем вещам в новое, никогда не бывалое отношение.
Но леность, лежащая в глубине души деятельного человека, препятствует ему
черпать воду из своего собственного колодца. – Со свободой мнений дело
обстоит так же, как со здоровьем: то и другое индивидуально, в том и другом
нельзя установить общеобязательного понятия. То, что одной личности необходимо
для ее здоровья, есть для другой уже источник заболевания, и многие пути и
средства к свободе духа будут более развитым натурам представляться путями и
средствами к рабству.
287
Censor
vitae. Смена любви и ненависти определяет на долгое время внутреннее состояние
человека, который хочет стать свободным в своем суждении о жизни; он ничего не
забывает и все засчитывает вещам – хорошее и дурное. Под конец, когда вся душа
его исписана опытом, он не будет презирать и ненавидеть бытие, но не будет и
любить его, а будет возвышаться над ним, созерцая его то с радостью, то с
печалью и, подобно самой природе, переживая то летнее, то осеннее настроение.
288
Побочный
результат. Кто серьезно стремится стать свободным, тот без всякого принуждения
попутно теряет склонность к заблуждениям и порокам; даже досада и огорчение все
реже будут нападать на него. Ведь воля его ничего не взыщет сильнее, чем
познания и средства к познанию, т. е. длительного состояния духа, в
котором он более всего способен к познаванию.
289
Ценность
болезни. Человек, который болен и лежит в постели, приходит иногда к заключению,
что обычно он болен своей службой, занятием или своим обществом и из-за этой
болезни потерял всякую рассудительность в отношении самого себя: он приобретает
эту мудрость благодаря досугу, к которому его принуждает его болезнь.
290
Настроение
в деревне. Если на горизонте жизни нет верных, спокойных линий, как бы линий
гор и леса, то и внутренняя воля человека становится сама беспокойной,
рассеянной и вожделеющей, как характер горожанина: в ней нет счастья и она не
дает счастья.
|
