222
Что
остаётся от искусства. Справедливо, что при известных метафизических
предпосылках ценность искусства значительно возрастает, например когда
существует вера в то, что характер неизменен и что сущность мира постоянно выражается
во всех характерах и поступках; тогда произведение художника становится образом
вечно пребывающего, между тем как для нашего понимания художник может придать
своему образу лишь временное значение, ибо человек в целом есть создание
времени и изменчив и даже отдельный человек не есть нечто прочное и неизменное. –
Точно так же дело обстоит и с другой метафизической предпосылкой: если
допустить, что наш видимый мир есть лишь явление, как это принимают метафизики,
то искусство стояло бы довольно близко к действительному миру; ибо между миром
явлений и миром художественных грез было бы тогда весьма большое сходство; а
остающееся различие делало бы значение искусства еще большим, чем значение
природы, так как искусство изображает неизменную форму, типы и образцы
природы. – Но эти предпосылки ложны; каково же может быть положение
искусства, раз это признано? Прежде всего оно в течение тысячелетий учило с
интересом и радостью смотреть на жизнь во всякой ее форме и развивать наше
чувство до того, чтобы мы могли воскликнуть: «какова бы ни была жизнь, она
хороша!» Это учение искусства – получать радость от бытия и рассматривать
человеческую жизнь как часть природы, без слишком бурного участия в ней, как
предмет закономерного развития, – это учение вросло в нас, оно теперь
снова проявляется в нас как всемогущая потребность познания. Можно было бы
отказаться от искусства, но вместе с ним еще не была бы потеряна способность,
которую мы приобрели от него; подобно тому как мы отказались от религии, но не
от приобретенного через нее усиления и повышения чувства. Как пластическое
искусство и музыка есть мерило душевного богатства, действительно
приобретенного и умноженного через религию, так после исчезновения искусства
посеянная им интенсивность и многообразность жизненной радости продолжала бы
еще искать удовлетворения. Научный человек есть дальнейшее развитие
художественного человека.
223
Вечерняя
заря искусства. Как в старости человек вспоминает свою юность и справляет
праздники воспоминания, так и отношение человечества к искусству будет скоро
трогательным воспоминанием о радостях юности. Быть может, никогда еще прежде
искусство не воспринималось так глубоко и интимно, как теперь, когда его,
по-видимому, окружает магия смерти. Вспомним тот греческий город в нижней Италии,
который ежегодно в определенный день справлял свои греческие празднества среди
воздыхании и слез о том, что иноземное варварство все более побеждает его
принесенные с родины нравы; нигде, вероятно, люди не наслаждались так сильно
эллинским началом, никогда не впивали этот золотой нектар с таким
сладострастием, как среди этих вымирающих эллипов. На художника скоро будут
смотреть как на прекрасный пережиток; точно дивному чужестранцу, от силы и
красоты которого зависело счастье прежних времен, ему будут оказывать почести,
какие редко выпадают на долю равного нам. Лучшее в нас, быть может,
унаследовано от чувств прежних эпох, которые теперь уже вряд ли доступны нам
непосредственно; солнце уже закатилось, но небо нашей жизни еще пламенеет и
сияет его лучами, хотя мы уже не видим его.
|