 Увеличить |
7
Такого
рода ответ дает себе свободный ум в отношении загадки разрыва и кончает тем,
что, обобщая свой случай, он объясняет себе пережитое. «Что случилось со
мной, – говорит он себе, – то должно случиться со всяким, в ком
воплощается и «хочет явиться на свет» задача». Тайная сила и необходимость этой
задачи будет властвовать над его судьбой и ее частными событиями, подобно
неосознанной беременности, – задолго до того, как он уяснит самое эту задачу
и узнает ее имя. Наше назначение распоряжается нами, даже когда мы еще не знаем
его; будущее управляет нашим сегодняшним днем. Допустив, что именно проблему
иерархии мы, свободные умы, можем назвать нашей проблемой, лишь теперь, в
полдень нашей жизни, мы понимаем, в каких подготовлениях, обходных путях,
испытаниях, искушениях, переодеваниях нуждалась эта проблема, прежде чем она
могла встать перед нами, и что мы сначала должны были испытать душой и телом
самые разнообразные и противоречивые бедствия и радости в качестве искателей
приключений и путешественников вокруг того внутреннего мира, который зовется
«человеком», в качестве измерителей каждого «выше», каждого «сверх иного»,
которое тоже зовется «человеком», – проникая повсюду почти без страха, не
пренебрегая ничем, не теряя ничего, пробуя все, очищая и как бы отсеивая все
случайное, – пока мы, свободные умы, не можем наконец сказать: «Здесь
лежит новая проблема! Здесь длинная лестница, на ступенях которой мы сами
сидели и по которой мы поднимались, – какими мы некогда сами были. Здесь
есть высота и глубина, есть мир под нами, есть огромный длинный порядок и
иерархия, которую мы видим; здесь – наша проблема!»
8
– Ни
одному психологу и толкователю знаков ни на мгновение не останется скрытым, к какому
месту только что описанного развития принадлежит (или отнесена –) предлагаемая
книга. Но где есть теперь еще психологи? Наверное, во Франции; быть может, в
России; но во всяком случае не в Германии. Нет недостатка в основаниях, по
которым современные немцы могли бы даже хвастаться этим – довольно скверно для
человека, который в этом отношении по природе и воспитанию не похож на немца!
Эта немецкая книга, которая сумела найти себе читателей в широком круге стран и
народов – она странствует уже около десяти лет – и которая, очевидно, не лишена
какой-то музыки и звуков флейты, с помощью коих можно склонить к вниманию даже
тугие уши иностранцев, – эта книга именно в Германии читалась небрежнее
всего, и ее хуже всего слушали; чем это объясняется? – »Она требует
слишком многого, – отвечали мне, – она обращается к людям, не угнетенным
грубыми обязанностями, она ищет тонких и избалованных ощущений, она нуждается в
избытке времени, в избытке светлого неба и сердца, в избытке otium в самом
дерзком смысле; но всех этих хороших вещей мы, нынешние немцы, не имеем, а следовательно,
не можем и давать». – После столь милого ответа моя философия советует мне
умолкнуть и не спрашивать далее; тем более что в некоторых случаях, как на то
намекает поговорка, можно остаться философом только благодаря тому, что –
молчишь.
Ницца,
весною 1886 г.
|
