 Увеличить |
46
Сострадание
сильнее страдания. Бывают случаи, когда сострадание сильнее, чем настоящее
страдание. Мы ощущаем, например, более болезненно, когда кто-либо из наших
друзей провинится в чем-нибудь позорном, чем когда это случается с нами самими.
Дело в том, что, прежде всего, мы больше верим в чистоту его характера, чем он
сам; далее, наша любовь к нему, вероятно именно в силу этой веры, сильнее, чем
его собственная любовь к себе. Хотя его эгоизм действительно страдает при этом
больше, чем наш эгоизм, но зато неэгоистическое в нас – это слово никогда не
следует понимать в строгом смысле, а всегда лишь как условное облегчение
термина – все же затрагивается его виной сильнее, чем неэгоистическое в нем.
47
Ипохондрия.
Существуют люди, которые из сочувствия и заботы о другом человеке становятся
ипохондриками; возникающий при этом род сострадания есть не что иное, как
болезнь. Так существует и христианская ипохондрия, которая одолевает тех
одиноких, движимых религиозным чувством людей, которые постоянно мысленно
созерцают страдания и смерть Христа.
48
Экономия
доброты. Доброта и любовь, как целебнейшие травы и силы в общении между людьми,
суть столь драгоценные находки, что хотелось бы пожелать, чтобы при
употреблении этих бальзамических средств люди были как можно более экономны; но
это невозможно. Экономия доброты есть мечта самых дерзостных утопистов.
49
Благожелательность.
К незначительным, но бесконечно частым и потому весьма влиятельным вещам, на
которые наука должна обращать больше внимания, чем на крупные, но редкие вещи,
следует причислить и благожелательность; я разумею проявления дружеского
расположения в общении, улыбку глаз, рукопожатие, теплоту, которые обыкновенно
вплетаются почти во все человеческие действия. Каждый учитель, каждый чиновник
привносит эту добавку к тому, что является его обязанностью; это есть
непрерывное осуществление человечности, как бы волны ее света, под которыми все
растет; в особенности в узких кругах, в пределах семьи, жизнь зеленеет и цветет
в силу этой благожелательности. Добродушие, приветливость, сердечная вежливость
суть неиссякающие ручьи неэгоистического инстинкта и оказали гораздо более
сильное влияние на рост культуры, чем более прославленные обнаружения того же
инстинкта, которые зовутся состраданием, милосердием и самопожертвованием. Но
ими по обыкновению пренебрегают, и действительно – в них содержится не особенно
много неэгоистического. Тем не менее сумма этих маленьких доз огромна; их
совокупная сила принадлежит к числу самых могущественных сил. – Точно так
же в мире находится гораздо больше счастья, чем это видят мутные глаза: именно,
если уметь правильно считать и не забывать о всех тех моментах небольшой радости,
которыми богат каждый день каждой, даже самой угнетенной, человеческой жизни.
50
Потребность
возбуждать сострадание. Ларошфуко, несомненно, прав в том замечательном месте
своего автопортрета (напечатанного впервые в 1658 году), где он предостерегает
всех имеющих разум от сострадания и советует предоставить его людям из народа,
которые не руководятся разумом и которых поэтому только страсть может заставить
помогать страждущему и энергично бороться с несчастьем; тогда как сострадание,
по мнению его (и Платона), обессиливает душу. Конечно, следует обнаруживать
сострадание, но остерегаться иметь его; ибо несчастные так уж глупы, что для
них знаки сострадания составляют величайшее благо в мире. – Быть может,
придется еще сильнее предостеречь от чувства сострадания, если понять указанную
потребность несчастных не непременно как глупость и интеллектуальный
недостаток, не как некоторого рода душевное расстройство, вызванное
несчастьем, – так именно, по-видимому, понимает его Ларошфуко, – а
как нечто совсем иное и более подозрительное. Наблюдайте детей, которые плачут
и кричат для того, чтобы вызвать сострадание, и поэтому выжидают момента, когда
их состояние может броситься в глаза; поживите в обществе больных и душевно
подавленных и спросите себя, не преследуют ли, в сущности, эти красноречивые
жалобы и стенания, это выставление напоказ несчастья цели причинить боль
присутствующим? Сострадание, которое затем выказывают последние, есть для
слабых и страдающих утешение в том смысле, что оно показывает им, что, несмотря
на всю их слабость, у них по крайней мере есть еще одна сила – причинять боль.
Несчастный получает своеобразное удовольствие от этого чувства превосходства,
которое возбуждает в нем проявление сострадания; его воображение усиливается –
он все еще достаточно значителен, чтобы причинять миру страдания. Таким
образом, жажда вызывать сострадание есть жажда наслаждения самим собою, и
притом на счет ближних; она обнаруживает человека во всей бесцеремонности его
собственного милого Я, а отнюдь не в его «глупости», как полагает
Ларошфуко. – В светских беседах три четверти всех вопросов и ответов
направлены на то, чтобы причинить собеседнику маленькую боль; поэтому так много
людей жаждут общества: оно дает им сознание их силы. Злоба, проявляясь в таких
бесчисленных, но очень небольших дозах, есть могущественное возбудительное
средство жизни – точно так же как благожелательность, распространенная в мире
людей в таких же формах, есть повсеместное целебное средство. – Но много
ли найдется людей, которые будут иметь честность сознаться, что причинять боль
доставляет удовольствие? что люди нередко развлекаются – и хорошо
развлекаются, – причиняя огорчение другим людям, хотя бы мысленно, и
стреляя в них дробью мелкой злобы? Большинство людей слишком нечестны и немногие
– слишком добры, чтобы знать что-либо об этом pudendum; пусть же они, если
хотят, отрицают правоту Проспера Мериме, который говорит: «Sachez aussi qu'il
n'y a rien de plus commun que de faire le mal pour le plaisir de la faire».
|
