 Увеличить |
27
Замена
религии. Считается одобрением какой-либо философии, если ее признают заменой
религии для народа. И действительно, в духовной экономии иногда необходимы
переходные группы мыслей; так, переход от религии к научному миропониманию есть
насильственный опасный скачок, которого нельзя рекомендовать. В этом смысле
указанное одобрение справедливо. Но нужно наконец также понять, что
потребности, которые удовлетворяла религия и отныне должна удовлетворять
философия, не неизменны; сами эти потребности можно ослабить и истребить.
Вспомним, например, христианскую душевную нужду, вздохи о внутренней испорченности,
заботу о спасении – все это суть представления, проистекающие только из заблуждений
разума и заслуживающие не удовлетворения, а уничтожения. Философия может быть
полезна либо тем, что она также удовлетворяет эти потребности, либо тем, что
она их устраняет; ибо это суть привитые, ограниченные во времени потребности,
которые покоятся на предпосылках, противоречащих предпосылкам науки. Здесь в
качестве перехода следует скорее воспользоваться искусством, чтобы облегчить
перегруженную чувствами душу, ибо искусство гораздо менее поддерживает эти
представления, чем метафизическая философия. От искусства можно затем легче
перейти к действительно освобождающей философской науке.
28
Обесславленные
слова. Долой изношенные до скуки слова «оптимизм» и «пессимизм»! Со дня на день
уменьшается повод употреблять их; лишь болтуны нынче все еще не могут обойтись
без них. Ибо к чему непременно быть оптимистом, если уже не приходится защищать
Бога, который должен был создать лучший из миров, будь он сам благом и
совершенством, – и какой мыслитель нуждается теперь в гипотезе
Бога? – Но точно так же отсутствует и всякий повод к пессимистическому
вероучению, если не нуждаешься в том, чтобы досаждать адвокатам Бога,
богословам или богословствующим философам, и подчеркнуто защищать
противоположное утверждение: что зло властвует, что страдание превышает
удовольствие, что мир есть неудачное создание, проявление злой воли к жизни. Но
кто еще заботится теперь о богословах – кроме самих богословов? – Если
отвлечься от всякого богословия и борьбы с ним, то ясно, что мир не хорош и не
дурен – и еще менее есть «лучший» или «худший» из миров – и что понятия
«доброго» и «злого» имеют смысл лишь в применении к людям, да и здесь, пожалуй,
неправомерны в их обычном употреблении. От хулящего и славословящего
миропонимания мы во всяком случае должны уклониться.
29
Упоенность
благоуханием цветов. Обыкновенно думают, что судно человечества сидит тем более
глубоко, чем более оно нагружено; полагают, что, чем глубже человек мыслит, чем
нежнее он чувствует, чем выше он себя ценит, чем дальше расстояние, отделяющее
его от других животных, – чем более он является гением среди
животных, – тем более он приближается к действительной сущности мира и к
ее познанию. Он действительно и осуществляет это через науку, но он воображает,
что еще в большей мере делает это через свои религии и искусства. Последние
суть, правда, цветки мира, но они отнюдь не ближе к корню мира, чем стебель; из
них нельзя ничуть лучше постигнуть сущность вещей, хотя почти все так думают.
Заблуждение сделало человека столь глубоким, нежным, изобретательным, что он
вырастил такие цветы, как религии и искусства. Чистое познавание было бы не в
состоянии сделать это. Кто открыл бы нам сущность мира, тот причинил бы нам
всем самое неприятное разочарование. Не мир как вещь в себе, а мир как
представление (как заблуждение) столь значителен, глубок, чудесен и несет в
своем лоне счастье и несчастье. Этот результат ведет к философии логического
отрицания мира, которая, впрочем, столь же хорошо соединима с практическим
утверждением мира, как и с его противоположностью.
30
Дурные
привычки в умозаключении. Самые ошибочные умозаключения людей суть следующие:
вещь существует, следовательно, она имеет право на это. Здесь от
жизнеспособности умозаключают к целесообразности и от целесообразности – к
правомерности. Далее: такое-то мнение даёт счастье, следовательно, оно истинно;
действие его хорошо, следовательно, оно само хорошо и истинно. Здесь действию
приписывают предикат «приносящего счастье», хорошего в смысле полезности и
затем переносят на причину тот же предикат хорошего, но уже в смысле логической
правомерности. Обращение суждений гласит: что-либо не может пробиться, удержаться,
следовательно, оно ложно. Свободный ум, который слишком часто встречается с
такого рода умозаключениями и страдает от их результатов, часто впадает в
искушение делать противоположные выводы, которые в общем, разумеется, также
суть ложные умозаключения: что-либо не может пробиться, следовательно, оно
хорошо; мнение тревожит, беспокоит, следовательно, оно истинно.
31
Нелогичное
необходимо. К вещам, которые могут привести в отчаяние мыслителя, принадлежит
познание, что нелогичное тоже необходимо для человека и что из него проистекает
много хорошего. Оно столь крепко засело в страстях, в языке, в искусстве, в
религии и вообще во всем, что делает жизнь ценной, что его нельзя извлечь, не
нанеся тем самым неисцелимого вреда всем этим прекрасным вещам. Лишь самые
наивные люди могут верить, что природа человека может быть превращена в чисто
логическую; но если бы существовали степени приближения к этой цели, как много
пришлось бы потерять на этом пути! Даже разумнейший человек нуждается от
времени до времени в природе, т. е. в своем основном нелогичном отношении
ко всем вещам.
|
