 Увеличить |
273
Отойти
назад не значит отстать. Кто в настоящее время начинает свое развитие, исходя
из религиозных чувств, и затем, быть может, продолжает сравнительно долго жить
в метафизике и искусстве, тот, конечно, отступил назад на значительное
расстояние и начинает свое состязание в беге с другими современными людьми при
неблагоприятных условиях; он, видимо, теряет пространство и время. Но благодаря
тому что он находился в тех областях, где освобождаются пыл и энергия и где
сила постоянно течет, как вулканический поток, из непрегражденного источника,
позднее, когда он в надлежащее время расстается с этими областями, он тем
скорее подвигается вперед, его нога окрылена, его грудь научилась дышать более
спокойно, медленно и выдержанно. – Он отступил назад только для того,
чтобы иметь надлежащее расстояние для прыжка; и потому в этом отступлении может
даже лежать нечто страшное и угрожающее.
274
Отрезок
нас самих в качестве художественного объекта. Умение сознательно сохранять и
верно изображать некоторые фазы своего развития, которые менее значительные
люди переживают почти бессознательно и затем стирают с доски своей души, есть
признак более высокой культуры: ибо это есть высший род живописи, доступный
лишь немногим. Для этого необходимо искусственно изолировать указанные фазы.
Изучение истории развивает способность к такого рода живописи, ибо оно
постоянно призывает нас, по поводу каждого отдела истории – истории народа или
человеческой жизни, – представлять себе совершенно определенный горизонт
мыслей, определенную силу ощущений, преобладание одних и вытеснение других. В
умении быстро воссоздавать такие системы мыслей и чувств из наличного
материала, как впечатление от храма – из немногих, случайно сохранившихся
колонн и остатков стен, состоит историческое чувство. Ближайшим результатом его
является то, что мы научаемся понимать наших ближних как подобные, совершенно
определенные системы и как представителей различных культур, т. е.
постигать их необходимость, но и их изменчивость; и, кроме того,
повторяю, – мы научаемся отделять и самостоятельно рассматривать отдельные
части нашего собственного развития.
275
Циники и
эпикурейцы. Циник познаёт связь между увеличением и усилением страданий людей
более высокой культуры, с одной стороны, и обилием потребностей – с другой; он
постигает, следовательно, что из обилия мнений о прекрасном, подобающем,
надлежащем, утешительном должны были возникнуть богатые источники как
наслаждения, так и страдания. Опираясь на это знание, он воспитывает себя в
регрессивном направлении, отказываясь от многих из этих мнений и освобождаясь
от некоторых требований культуры; этим он приобретает чувство свободы и
могущества, и постепенно, когда привычка делает для него сносным его образ
жизни, он действительно реже и слабее ощущает страдания, чем культурный человек,
и приближается к домашнему животному; сверх того, он во всем ощущает прелесть
контраста – и может также ругаться сколько угодно – благодаря чему он снова
возвышается над психическим миром животного. – Эпикуреец стоит на той же
точке зрения, как и циник; между ними обычно есть лишь разница в темпераменте.
Далее, эпикуреец использует свою более высокую культуру, чтобы сделать себя
независимым от господствующих мнений; он возвышается над последними, тогда как
циник ограничивается только отрицанием. Он как бы бродит в тихих, защищенных от
ветра, полутемных аллеях, в то время как над ним, среди ветра, верхи деревьев
шумят, выдавая ему, как бурно мятется вокруг него мир. Напротив, циник как бы
ходит голышом среди порывов ветра и закаляет себя, пока не впадает в бесчувствие.
276
Микрокосм
и макрокосм культуры. Лучшие открытия о культуре человек делает в себе самом,
когда он находит в себе господство двух разнородных сил. Допустим, что человек
в одинаковой мере живет любовью к пластическому искусству или к музыке и
увлекаем духом науки и что он считает невозможным устранить это противоречие
уничтожением одной из названных сил и совершенным разнузданием другой; ему
остается теперь только создать из себя столь обширное здание культуры, что обе
эти силы могут жить в нем, хотя и на разных концах здания, тогда как между ними
находят себе приют примирительные промежуточные силы, превосходящие их своим
могуществом, чтобы в случае нужды прекратить возникшую борьбу. Но такое здание
культуры в отдельной личности будет иметь величайшее сходство со строением
культуры в целые исторические эпохи и служить постоянным уроком для понимания
последней по аналогии. Ибо всюду, где развивалась великая архитектура культуры,
ее задачей было принудить к миру противоборствующие силы с помощью накопления
сверхмощного запаса прочих, менее несовместимых сил, не подавляя первых и не
налагая на них оков.
277
Счастье
и культура. Созерцание обстановки нашего детства потрясает нас: беседка, церковь
с могилами, пруд и лес – на все это мы смотрим, страдая. Нас охватывает
сострадание к нам самим: ведь сколько мы с того времени перестрадали! Здесь же
все стоит еще столь тихо, столь вечно; лишь мы так изменчивы, так подвижны; мы
встречаем даже кое-кого из людей, на которых время оказало не больше разрушительного
влияния, чем на какой-нибудь дуб: крестьяне, рыбаки, обитатели леса – они
остались прежними. – Потрясение, сострадание к самому себе перед лицом
низшей культуры есть признак более высокой культуры, из чего следует, что последняя
отнюдь не увеличивает количества счастья. И кто хочет пожинать в жизни счастье
и довольство, тот пусть всегда избегает встречи с более высокой культурой.
|
