Увеличить |
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Смешанное
чувство досады и признательности испортило ему весь остаток дня, и лишь к
вечеру он нашел, чем заняться, – Мелина поверил ему, что граф говорил о
прологе,[22]
который должен быть разыгран в честь принца в день его прибытия. Графу угодно,
чтобы там были олицетворены достоинства этого великого воина и человеколюбца.
Сии добродетели, выступив все вместе, воздадут ему хвалу, а затем обовьют его
бюст цветами и лавровыми венками, меж тем как вензель, увенчанный княжеским
убором, будет сверкать на транспаранте. Граф препоручил ему, Мелине, озаботиться
стихотворным текстом и прочими подробностями представления; он же надеется, что
Вильгельм, для которого это дело нетрудное, не откажет ему в помощи.
– Как! –
возмущенно вскричал Вильгельм. – Неужто у нас не найдется ничего, кроме
портретов, вензелей и аллегорических фигур, дабы почтить августейшего гостя,
достойного совсем иной хвалы? Может ли человек разумный быть польщен тем, что
его изображение выставлено напоказ, а имя блестит на промасленной бумаге! Боюсь
я, как бы эти аллегории, да еще при нашем гардеробе, не дали повода для
двусмысленностей и острот. Если вы намерены написать или заказать кому-нибудь
такую пьесу, возражать я не могу, но от участия в этом прошу меня уволить.
Мелина
стал оправдываться, уверяя, что это лишь примерные пожелания графа, вообще же
постановка пьесы всецело предоставлена им.
– Я
всей душой рад внести посильную лепту, дабы ублаготворить столь достойных господ, –
заявил Вильгельм. – Моя пуза не знала до сей поры задачи приятнее, нежели
попытка возвысить свой еще неверный голос во славу государя, заслужившего
всяческое уважение. Надо об этом поразмыслить; быть может, мне удастся
выставить нашу маленькую труппу в таком свете, чтобы она произвела хоть
какой-нибудь эффект.
С этой
минуты он стал усердно обдумывать порученное ему дело. Прежде чем заснуть, он
успел уже наметить все в общих чертах; к утру план был вполне готов, сцены
набросаны, а важнейшие тирады и песни даже положены на стихи и запечатлены на
бумаге.
Тут же
утром Вильгельм поспешил к барону поговорить о своих делах и заодно показал ему
план. Барону план очень понравился, но и несколько озадачил его. Накануне
вечером граф говорил совсем об иной пьесе, которую по его указаниям надо было
переложить на стихи.
– Мне
не верится, чтобы в намерения его сиятельства входило поручить изготовление пьесы
в том виде, в каком изложил ее Мелина, – заметил Вильгельм, –
по-моему, он лишь намеками указал нам правильный путь. Любитель и знаток
высказывают художнику свои пожелания и предоставляют ему заботу о том, как
создать само произведение.
– Ничуть
не бывало, – возразил барон, – граф не сомневается, что пьеса будет
поставлена не иначе, чем в том виде, п каком он изложил ее. Правда, в том, что
предлагаете вы, есть отдаленное сходство с его замыслом, и если мы хотим
отстоять ваш вариант и отвлечь графа от его первоначальной идеи, нам надо
действовать через посредство дам. Лучше всего такие маневры удаются баронессе,
важно, чтобы он понравился ваш план и она взялась бы его провести, – тогда
считайте, что дело сделано.
– Нам
все равно понадобится помощь дам, – сказал Вильгельм, – нашего
состава и нашего гардероба вряд ли хватит для такой постановки. У меня был
расчет на миловидных детей, которые снуют по дому, – это отпрыски
камердинера и дворецкого.
И он
попросил барона рассказать дамам об его плане. Тот вскоре воротился с
известием, что дамы желают выслушать его самого. Вечером, когда мужчины сядут
за игру, которая, кстати, нынче обещает быть нешуточной ввиду приезда некоего
генерала, дамы, сославшись на недомогание, удалятся к себе, его же проведут
потайной лестницей и предоставят полную свободу излагать свой замысел. Налет
таинственности делает затею заманчивой вдвойне, баронесса, как дитя, радуется
этому рандеву, а еще больше тому, что все устроено так ловко, секретно и
наперекор воле графа.
Под
вечер, в назначенный час, за Вильгельмом пришли и тайком провели его наверх.
Баронесса оказала ему в маленьком будуаре такой прием, что он на миг вспомнил
счастливые минувшие дни. Она проводила его в апартаменты графини, и тут у него
все стали спрашивать и выпытывать. Он изложил свой план как можно
прочувственней и живее, так, что успел совершенно увлечь обеих дам, а читатели
наши, надо думать, не откажутся вкратце познакомиться с ним.
Пьеса
откроется сельской сценой, где дети изобразят ту игру, в которой один ходит по
кругу, стараясь завладеть чужим местом. На смену этой забаве придут другие, а
затем, снова закружившись в хороводе, дети запоют веселую песню. После этого на
сцену выйдут арфист с Миньоном, подстрекнут любопытство и приманят поселян; старик
пропоет несколько песен во славу мира, покоя и радости, а Миньона пропляшет
танец между яйцами.
Эти
невинные забавы будут нарушены звуками воинственной музыки и нападением отряда
солдат. Мужчины обороняются, но их побеждают, девушки убегают, но их догоняют.
Кажется, все гибнет в общей сумятице, как вдруг появляется некто, чью роль еще
не уяснил себе сочинитель, и сообщением, что близится полководец, водворяет
спокойствие. В этом месте образ героя рисуется самыми радужными чертами; под
звон оружия сулит он безопасность, ставит препоны разгулу и насилию. Начинается
всеобщее торжество в честь великодушного полководца.
Дамы
весьма одобрили этот план, утверждали только, что в пьесе нельзя обойтись без аллегории,
дабы угодить его сиятельству. Барон порекомендовал превратить предводителя
отряда в демона раздора и насилия; в заключение должна явиться Минерва,
наложить на духа зла оковы, возвестить прибытие героя и воздать ему хвалу.
Баронесса взяла на себя задачу убедить графа, что намеченный им план будет
выполнен лишь с незначительным изменением; но при этом она поставила
непременным условием, чтобы в финале пьесы на сцене оказался и бюст, и вензель,
и княжеский убор, – без них всякие разговоры бесполезны.
Вильгельм
уже предвкушал, какую тонкую лесть герою вложит в уста Минервы, тем не менее
долго сопротивлялся, прежде чем уступить в этом пункте, впрочем, и понуждали
его наиприятнейшим образом. Прекрасные глаза графини и приветливость ее
обхождения все равно побудили бы его отказаться от самых прекрасных и счастливых
находок, от столь желанного автору единства композиции, от удачно найденных
штрихов и поступиться своей поэтической честью. Да и бюргерской его чести
пришлось выдержать жестокую борьбу, когда дело вплотную подошло к распределению
ролей и дамы настойчиво потребовали, чтобы он принял участие в спектакле.
Лаэрту
досталась роль кровожадного бога войны. Вильгельм должен был играть предводителя
поселян и декламировать весьма складные чувствительные стихи. Он попытался было
упираться, но в конце концов сдался. Доводы его окончательно иссякли после
заявления баронессы, что и театр-то в замке устроен для любительской труппы, и
сама она рада сыграть в нем, если ее выступление будет подобающим образом
предварено. После этого дамы очень приветливо отпустили пашего друга. Баронесса
уверяла, что равных ему нет на свете, и проводила его до потайной лесенки, где
ласковым рукопожатием пожелала ему доброй ночи.
|