XVI
Наконец наступил и многознаменательный день бала. Весь Узел,
то есть узловский beau monde, был поднят на ноги с раннего утра. Бедные
модистки не спали накануне целую ночь, дошивая бальные платья. Хиония
Алексеевна не выходила от Веревкиных, где решался капитальный вопрос о костюме
Аллы. Вероятно, ни один генерал, даже перед самым серьезным делом, никогда не
высказал такой тонкой сообразительности и находчивости. Каждая мелочь была
обсуждена на предварительном совещании, затем в проекте, потом производился
маленький опыт, и, наконец, следовало окончательное решение, которое могло быть
обжаловано во второй инстанции, то есть когда все эти незаметные мелочи будут
примерены Аллой в общем.
– Ах, душечка, не поднимайте плечи, – упрашивала
Хиония Алексеевна Аллу, – вот у вас в этом месте, у лопатки, делается
такая некрасивая яма… Необходимо следить за собой.
– Какие глупости… – грубила Алла. – Вы меня
муштруете, как пожарную лошадь.
– После сами благодарить будете за науку, –
трещала Хина. – Никто своего счастья не знает… Не все богатым невестам за
богатых женихов выходить, и мы не хуже их. Не так ли, Агриппина Филипьевна?
Деньги – как вода: пришли и ушли, только и видел… Сегодня богатая невеста, а
завтра… Ах, я, кажется, не дождусь до вечера, чтобы посмотреть на Nadine
Бахареву, на эту гордячку. Так интересно, так интересно… А Привалов-то,
представьте, ведь он был влюблен в нее… д-да! И где только глаза у этих мужчин.
Конечно, Привалов очень умный человек и теперь, кажется, одумался.
Привалов тоже готовился к балу, испытывая довольно приятное
волнение. Он думал о том, что увидит сегодня Надежду Васильевну. Зачем, для
чего все это – Привалов не хотел даже думать, отдаваясь волне, которая опять
подхватила и понесла его. Перед рождеством Привалов почти все время провел в
Гарчиках; к Бахаревым он заходил раза два, но все как-то неудачно: в первый раз
Надежда Васильевна не показалась из своей комнаты, во второй она куда-то уехала
только что перед ним. Ипат, кажется, не разделял веселых чувств своего барина и
все время тяжело вздыхал, пока помогал барину одеваться, то есть ронял вещи,
поднимал их, задевал ногами за мебель и т. д.
Ночь была ясная, морозная, небо точно обсыпано брильянтовой
пылью. Снег светился синеватыми искрами. Привалов давно не испытывал такого
бодрого и счастливого настроения, как сегодня, и с особенным удовольствием
вдыхал полной грудью морозный воздух.
В передней стояла настоящая давка, хотя Привалов приехал
довольно рано. Кроме двух горных инженеров и одного адвоката, с которым
Привалов встречался у Половодова, все был незнакомый народ. Разодетые дамы
поднимались по лестнице, шелестя длинными шлейфами. Привалов чувствовал, что они
испытывают такое же приятное волнение, какое испытывал он сам; это видно было
по лихорадочно светившимся глазам, по нервным движениям. Особенно одна
молоденькая девушка в белом платье обратила на себя внимание Привалова. Не было
сомнения, что это был ее первый выезд, и дебютантка так мило конфузилась, и
вместе с тем она была так счастлива… Привалов чувствовал, что у нее от слишком
сильного возбуждения руки и ноги не повиновались и точно мешали, когда хотелось
вспорхнуть и улететь под звуки доносившейся из главной залы музыки. Молодые
собаки испытывают то же самое на первой охоте, но Привалову показалось такое
сравнение слишком грубым.
– Вот вас-то только и недоставало, Сергей
Александрыч! – кричали в два голоса «Моисей» и Давид, подхватывая
Привалова под руки.
– А что? – справился Привалов, с любопытством
поглядывая на завитых, как барашки, благоприятелей.
– Хотите визави? – предлагал «Моисей».
– Я не танцую.
– Это еще что за новости… Вы шутите? Пойдемте,
батенька, приглашайте поскорее, есть тут одна докторша… спасибо после скажете!
Куда вы? Постойте… Ха-ха! Представьте себе, этот сумасшедший здесь…
– Какой сумасшедший? – проговорил Привалов,
почувствовав что-то неприятное.
– Ну, да этот… Лоскутов! Ха-ха!.. Вот вам визави; два
сапога – пара…
Привалов кое-как отделался от веселых молодых людей с
шапокляками и побрел в главную залу, где теперь публика бродила густой шумевшей
толпой. Известие, что Лоскутов на бале, неприятно поразило Привалова.
Остановившись в дверях, он обвел глазами весь зал. Везде было так много света,
что Привалов Даже немного прищурил глаза; лица мешались в пестрой разноцветной
куче, шевелившейся и гудевшей, как пчелиный рой. Больше всего Привалова поразил
самый зал: он даже не узнал его. Экзотическая зелень по углам, реставрированная
живопись, новые драпировки на окнах, навощенный паркет, – словом, зал
благодаря стараниям Альфонса Богданыча принял совершенно другой вид. В это
время Привалов заметил в Толпе знакомую фигуру философа, который шел по залу с
таким видом, как будто попал в царство теней.
«Это она идет с ним под руку…» – с тоской подумал Привалов,
стараясь разглядеть даму в белом атласном платье, которая шла, опираясь на руку
Лоскутова.
– Посмотрите, пожалуйста, какова парочка! – кричал
«Моисей», точно вынырнув откуда-то из-под земли. – Видели Зосю, как она
шла с Лоскутовым? Ха-ха…
– Разве это была Зося?
– А то как же? Конечно, она. Ведь взбредет же человеку
такая блажь… Я так полагаю, что Зося что-нибудь придумала. Недаром возится с
этим сумасшедшим.
– А вот и Хиония Алексеевна! – крикнул «Моисей»,
оставляя Привалова.
По лестнице величественно поднимались две группы: впереди
всех шла легкими шажками Алла в бальном платье цвета чайной розы, с голыми
руками и пикантным декольте. За ней Иван Яковлич с улыбкой счастливого отца
семейства вел Агриппину Филипьевну, которая была сегодня необыкновенно
величественна. Шествие замыкали Хиония Алексеевна и Виктор Николаич.
Привалов раскланялся с дамами и пожал тонкую руку Ивана
Яковлича, который все время смотрел на него улыбавшимися глазами.
– Ах, сколько публики, сколько публики! –
восклицала с восторгом институтки Хиония Алексеевна, кокетливо прищуривая
глаза. – Вот, Сергей Александрыч, вы сегодня увидите всех наших красавиц…
Видели Аню Пояркову? Высокая, с черными глазами… О, это такая прелесть, такая
прелесть!..
Между прочим, Хина успела показать глазами на Аллу: дескать,
какова девочка, если знаешь толк в женщинах. Вся компания скоро смешалась с
публикой, а Привалов пошел через зал в боковую комнату. Он знал, что на
рождественском бале всегда бывает сама пани Марина, и ему хотелось ее увидать.
Пани Марина шла как раз навстречу вместе с Игнатием Львовичем Она была
необыкновенно эффектна в своем гранатовом бархатном платье с красной камелией в
волосах и ответила на поклон Привалова едва заметным кивком головы, улыбаясь
стереотипной улыбкой хозяйки дома.
– Вы, кажется, не знакомы? – лепетал Игнатий
Львович, походивший в своем фраке на деревянного манекена. – Пани Марина,
это Сергей Александрыч Привалов… рекомендую. Прекрасный молодой человек, которого
ты непременно полюбишь… Его нельзя не полюбить!
– Очень рада познакомиться, – протянула пани
Марина, подавая Привалову свою руку с обычным жестом театральной королевы.
Привалов не успел ничего ответить пани Марине, потому что
его заставила обернуться чья-то рука, тянувшая его за плечо. Обернувшись,
Привалов увидел Половодовых; Александр Павлыч, пожимая руку Привалову, говорил:
– Наконец-то и вы выглянули на свет божий… Тонечка,
представь себе, Сергей Александрыч не танцует. Мне сейчас «Моисей» докладывал…
– Вероятно, Сергей Александрыч пошутил, – певуче и
мягко ответила Антонида Ивановна. – Или, может быть, Сергей Александрыч
стыдится танцевать с провинциалками, – кокетливо прибавила она, чуть
показывая свои белые мелкие зубы.
Антонида Ивановна показалась Привалову сегодня ослепительно
красивой, красивой с ног до головы, от складок платья до последнего волоска.
– Тонечка, извини меня, – торопливо заговорил
Половодов, осторожно освобождая свой локоть из-под руки жены. – Я сейчас…
только на одну минуточку оставлю тебя с Сергеем Александрычем.
Антонида Ивановна ничего не ответила мужу, а только медленно
посмотрела своим теплым и влажным взглядом на Привалова, точно хотела сказать
этим взглядом: «Что же вы не предлагаете мне руки? Ведь вы видите, что я стою одна…»
Привалов предложил руку, и Антонида Ивановна слегка оперлась на нее своей
затянутой выше локтя в белую лайковую перчатку рукой.
– Пойдемте в зал, – предложила Антонида Ивановна,
подбирая свободной рукой шлейф платья, на который сейчас наступил какой-то
неловкий кавалер.
В это время Половодов вернулся, и по его лицу можно было
заметить, что он очень доволен, что сбыл жену с рук.
– Знаете, кто сегодня всех красивее здесь? –
спрашивал он, обращаясь к Привалову.
– Конечно, Зося и Надежда Васильевна… – ответила
Антонида Ивановна, делая равнодушное лицо.
– А вот и нет, Тонечка… Ты видела Верочку Бахареву?
– Нет, а что?
– Положительно, самая красивая девушка здесь… Это,
кажется, еще первый ее выезд в свет. Да, да… Во всем видна эта
непосредственность, какая-то милая застенчивость, – одним словом, как
только что распускающийся бутон.
Антонида Ивановна слишком хорошо знала заячью натуру своего
мужа и поэтому сомнительно покачала головой. Александр Павлыч хвалил Верочку,
чтобы отвести глаза. Его увлечение Зосей не было тайной ни для кого.
– Обратите, пожалуйста, внимание на нее, – шепнул
Половодов на ухо Привалову. – Плечи покатые, грудь… а на спине позвонки
чуть-чуть выступают розовыми ямочками. Это бывает только у брюнеток.
– Вы нынче что-то совсем не заглядываете к нам? –
ласково пеняла Антонида Ивановна, когда Половодов ушел. – То есть вы
бываете по делу у Александра Павлыча и сейчас же бежите, вероятно, из страха
встретиться со мной…
– Да все как-то некогда было, – оправдывался
Привалов.
– Вот уж этому никогда не поверю, – горячо
возразила Половодова, крепко опираясь на руку Привалова. – Если человек
что-нибудь захочет, всегда найдет время. Не правда ли? Да я, собственно, и не
претендую на вас, потому что кому же охота скучать. Я сама ужасно скучала все
время!.. Так, тоска какая-то… Все надоело.
Антонида Ивановна тихонько засмеялась при последних словах,
но как-то странно, даже немного болезненно, что уж совсем не шло к ее цветущей
здоровьем фигуре. Привалов с удивлением посмотрел на нее. Она тихо опустила
глаза и сделала серьезное лицо. Они прошли молча весь зал, расталкивая публику
и кланяясь знакомым. Привалов чувствовал, что мужчины с удивлением следили
глазами за его дамой и отпускали на ее счет разные пикантные замечания, какие
делаются в таких случаях.
– Сядемте вот здесь, в уголок, – усталым голосом
проговорила Половодова, опускаясь на бархатный диванчик.
Публика раздалась, образуя круг, по которому плавными
размахами пошли кружиться танцующие пары. В этом цветочном вихре мелькнула
козлиная бородка «Моисея», который работал ногами с особенным ожесточением;
затем пролетел Давид с белокурой Аней Поярковой; за ним молодой доктор с
румяным лицом и развевавшимися волнистыми волосами. Несколько горных инженеров
и адвокатов, франт учитель гимназии, жандармский капитан, несколько банковских
служащих – словом, обычная танцующая узловская публика. Привалов рассмотрел
Верочку, которая в розовом платье вихрем кружилась по залу, совсем повиснув на
руке Половодова.
– Посмотрите, вон Зося… – шепнула Половодова,
указывая веером на проходившую мимо парочку.
Зося шла под руку с высоким красавцем поляком, который в
числе других был специально выписан для бала Альфонсом Богданычем. Поляк был
необыкновенно хорош, хорош чистотой типа, выдержкой, какой недостает русскому
человеку. Видимо, что он был в своей сфере, как рыба в воде, и шел свободной
уверенной походкой, слегка улыбаясь своей даме. Привалов видел, как он взял
правой рукой Зосю за талию, но не так, как другие, а совсем особенным образом,
так что Зося слегка наклонилась на его широкую грудь всем телом. Свободным
движением поляк расчистил себе дорогу и плавными мягкими кругами врезался в
кружившуюся толпу.
– Антонида Ивановна, позвольте вас пригласить! –
кричал «Моисей», вынырнув из толпы.
Антонида Ивановна поднялась, «Моисей» взял ее за талию и
стал в позицию. Она через его плечо оглянулась на Привалова и улыбнулась своей
загадочной улыбкой. Волна танцующих унесла и эту пару.
|
