Увеличить |
IX
Хиония Алексеевна уже начала испытывать на своей особе
живительное влияние приваловских миллионов. Когда она сидела в гостиной
Агриппины Филипьевны и в сотый раз перебирала все, что успела узнать и
придумать относительно Бахаревых, Данилушки и Привалова, приехала Антонида
Ивановна. Нужно заметить, что и раньше отношения между этими дамами, то есть
Хионией Алексеевной и Антонидой Ивановной, были очень дружелюбны, хотя и не
подавали никакого повода к особенной нежности. Но на этот раз Антонида Ивановна
отнеслась к Хионии Алексеевне с особенным вниманием. Конечно, Хиония Алексеевна
настолько чувствовала себя опытной в делах подобного рода, что не только не
поддалась и не растаяла от любезных улыбок, а даже подумала про себя самым
ядовитым образом: «Знаю, знаю, матушка… Это тебя гордец подослал!» Разговор
сейчас же завязался о разорении Бахаревых, о Привалове, и Хионии Алексеевне
представился самый удобный случай прикинуться совершенно равнодушной к своему
жильцу, что она и не преминула выполнить с замечательным искусством.
– Я слышала, что Привалов нынче почти совсем не бывает
у Бахаревых, – проговорила Антонида Ивановна, тоже стараясь попасть в тон
равнодушия. – Вероятно, дела по опеке отнимают у него все свободное время.
Мой Александр целые ночи просиживает за какими-то бумагами.
– Ах, я, право, совсем не интересуюсь этим Приваловым, –
отозвалась Хиония Алексеевна. – Не рада, что согласилась тогда взять его к
себе на квартиру. Все это Марья Степановна… Сами знаете, какой у меня характер:
никак не могу отказать, когда меня о чем-нибудь просят…
– Привалов, говорят, был очень заинтересован Nadine
Бахаревой?..
– И вы верите этому, Антонида Ивановна? Nadine
Бахарева!.. Что такое Nadine Бахарева?
Агриппина Филипьевна молчала, слушала этот разговор, но
потом ни с того ни с сего заметила:
– А я так думаю, Хиония Алексеевна, что этот ваш Привалов
выеденного яйца не стоит… Поживет здесь, получит наследство и преспокойнейшим
образом уедет, как приехал сюда. Очень уж много говорят о нем – надоело
слушать…
Хиония Алексеевна обиделась. Она никак не ожидала именно
такого действия своей тактики… Когда она приехала домой, в душе у нее щемило
неприятное чувство, от которого она никак не могла освободиться. А дело,
кажется, было ясно как день: несмотря на самую святую дружбу, несмотря на
пансионские воспоминания и также на то, что в минуту жизни трудную Агриппина
Филипьевна перехватывала у Хионии Алексеевны сотню-другую рублей, –
несмотря на все это, Агриппина Филипьевна держала Хионию Алексеевну в известной
зависимости, хотя эта зависимость и выражалась в самой мягкой, дружеской форме.
Но теперь другое дело: Хиония Алексеевна, по мнению Агриппины Филипьевны,
готова была вообразить о себе бог знает что. Почтенная дама не могла вынести
даже одной мысли, что эта Хина, кажется, мечтает устраивать у себя такие же
soirees, как она, Агриппина Филипьевна. И вообще еще один маленький шаг, и
Хина, пожалуй, совсем задерет нос и в состоянии даже забыться…
«А черт с ним, с этим Приваловым, в самом-то деле, –
раздумывала наедине Заплатина под влиянием только что полученной неприятности
от своей пансионской подруги. – Пожалуй, с ним только даром время
проведешь, а каши не сваришь…»
А Привалов в это время, по мнению Хионии Алексеевны, лишился
последних признаков человеческой мысли, доказательством чему, во-первых,
служило то, что он свел самое компрометирующее знакомство с каким-то прасолом
Нагибиным, настоящим прасолом, который сидел в мучной лавке и с хлыстом бегал
за голубями. Мало этого, Привалов привез его к себе в квартиру, пил с ним чай,
и такие tete-a-tete тянулись битых две недели. Наконец в одно прекрасное утро, когда
только что установился первый санный путь, к домику Хионии Алексеевны подъехала
почтовая повозка, заложенная парой (обратите особенное внимание: парой);
Привалов и Нагибин вышли на подъезд, одетые по-дорожному… Но предоставим самой
Хионии Алексеевне рассказать то, что последовало дальше:
– Нет, вы представьте себе, Агриппина Филипьевна, такую
картину… Я нарочно подбежала к окну и замерла, – да, совсем замерла!..
Смотрю: Ипат выносит маленький чемоданчик, кладет этот чемоданчик в повозку… А
я жду, чувствую, что готова упасть в обморок… Привалов садится в повозку и
садит рядом с собой этого прасола Нагибина! Ведь он проехал по всему городу с
этим Нагибиным, проехал среди белого дня, все его, наверно, видели?! И это
миллионер Привалов… Ха! ха! ха!.. Только в этот момент мне сделалось ясно,
какую жертву я принесла для этой старой ханжи Марьи Степановны… Вы знаете мой
характер, Агриппина Филипьевна… Да… И вот к чему повели все мои хлопоты, все
мои заботы, тревоги, волнения…
В первый раз Привалов проездил дней десять и вернулся один,
без Нагибина, что немного успокоило Хионию Алексеевну. Но, увы! Привалов прожил
в Узле всего неделю, а потом явился опять Нагибин, и они опять уехали в одной
повозке. Матрешка донесла своей госпоже, что Привалов строит мельницу в деревне
Гарчики, в двадцати верстах от Лалетинских вод. Заплатина приняла это известие
так безучастно, как будто Матрешка рассказывала ей о какой-нибудь полярной
экспедиции. Какие Гарчики? Что это за глупое название?.. Хиония Алексеевна
окончательно махнула рукой на своего жильца и, конечно, сейчас же отправилась
отвести душу к своему единственному, старому, верному другу.
Хиония Алексеевна чувствовала себя в положении человека,
изувеченного поездом, все ее планы рушились, надежды растаяли, оставив в душе
мучительную пустоту. И в этот-то критический момент, когда Заплатина сидела на
развалинах своих блестящих планов, вдруг к подъезду подкатываются американские
сани с медвежьей полостью, и из саней выходит… Антонида Ивановна Половодова… Та
самая Половодова, которая в течение долгих лет была только обидно вежлива с
Хионией Алексеевной, та Половодова, которая не заплатила ей визита.
– А я к вам, милая Хиония Алексеевна, – весело
говорила Половодова, раздеваясь в передней при помощи Виктора Николаича. –
Я слышала от maman, что вы не совсем здоровы, и приехала навестить вас… Не
беспокойтесь, пожалуйста, Виктор Николаич!.. Благодарю вас…
Хиония Алексеевна готова была даже заплакать от волнения и
благодарности. Половодова была одета, как всегда, богато и с тем вкусом, как
унаследовала от своей maman. Сама Антонида Ивановна разгорелась на морозе
румянцем во всю щеку и была так заразительно свежа сегодня, точно разливала
кругом себя молодость и здоровье. С этой женщиной ворвалась в гостиную Хионии
Алексеевны первая слабая надежда, и ее сердце задрожало при мысли, что, может
быть, еще не все пропало, не все кончено…
– Вы слышали, Хиония Алексеевна, – говорила
Половодова с деловым, серьезным лицом, – на святках у Ляховских бал…
– Да, да… Ведь у них каждые святки бывает бал.
– Совершенно верно, но это будет что-то особенное… Уже
идут приготовления, хотя до рождества остается целых два месяца.
– Скажите!..
– Мне кажется, что нет ли здесь какой-нибудь особенной
причины… Александр мне говорил, что Зося произвела на Привалова сильное
впечатление…
– Этот Привалов сумасшедший, Антонида Ивановна… это
безумец… это…
Хиония Алексеевна не могла себя сдержать и высказала все,
что у нее накипело на душе. Половодова выслушала ее со снисходительной улыбкой
и ничего не ответила.
– Отчего вы никогда не заглянете ко мне? – ласково
корила Половодова Хионию Алексеевну, застегивая шведскую перчатку. – Ах,
как у вас мило отделан домик… я люблю эту милую простоту. Кстати, Хиония
Алексеевна, когда же я наконец увижу вас у себя? Александр утро проводит в
банке… Вы, кажется, с ним не сходитесь характерами?.. Но это пустяки, он только
кажется гордым человеком…
Когда, проходя по передней в своей шубке из чернобурых
лисиц, Половодова вопросительно посмотрела на дверь в комнаты Привалова, Хиония
Алексеевна обязательно сейчас же распахнула эту дверь и предложила гостье
посмотреть помещение ее жильца.
– Это у него гостиная, там кабинет… Да войдите,
Антонида Ивановна.
Половодова, заглянув в дверь, несколько мгновений колебалась
– переступать ей порог этой двери или нет, но выдержка взяла верх над
любопытством, и Антонида Ивановна на предложение любезной хозяйки только
покачала отрицательно своей красивой головой.
|