15. БРИГАДИР ПЕРВОЙ
Заметно или незаметно, а пришел август, такой самый август,
как и в прошлом году. Уже холодно стало спать в палатках, но Захаров тоже спал
и неудобно было поднимать вопрос о переходе в здание, а то Захаров еще скажет,
как это было раньше в подобных случаях:
— Если холодно, можно ватой вас обложить, тогда будет
теплее…
В прошлом году август был счастливым месяцем, и в этом году
все было еще лучше присособлено для счастья, если бы не первая бригада.
Первая бригада! Первая бригада выбрала вместо Воленко
бригадиром Рыжикова! ни думали, в первой бригаде: вот они выберут Рыжикова, а
никто ничего не заметит. Как же это можно не заметить, если каждый вечер только
и разговору было в четвертой бригаде, что об этих самых выборах. Разговаривали
больше пацаны. Алеша Зырянский слушал с хмурым выражением, задумывался. Было о
чем задумываться. Что такое сделать с колонистами, что случилось в комсомоле,
почему Захаров все соглашается и соглашается. Почему первая бригада выдвигает
Рыжикова, а комсомольское бюро поддерживает? А Захаров что сказал на общем
собрании? Захаров сказал:
— Я не возражаю против кандидатуры Рыжикова. Я надеюсь,
что в роли бригадира Рыжиков еще лучше проявит свои способности.
А Марк Грингауз что говорил?
— Все мы знаем, что в первой бригаде тяжелое положение.
Пять лучших комсомольцев уходят в вузы, значит, придут пять новеньких, с ними
тоже работа нелегкая. Рыжиков показал себя энергичным человеком, мы уверены,
что он поставит бригаду на должную высоту. Работник он хороший, бригадир будет
энергичный. Все знают, что он и Подвесько вывел на чистую воду, и Левитина
поймал с ключами… В это время Левитин закричал с места:
— Я не брал ключей! Не брал!
Марк Грингауз подождал, пока головы снова повернутся к
оратору, и продолжал:
— Мы знаем, что в колонии многие против Рыжикова,
многие никак не могут простить ему прошлое. А сколько у нас таких товарищей, у
которых прошлое, так сказать, подмоченное! Если я начну называть фамилии, так
будет очень долго. А теперь они комсомольцы, и студенты, и кто хотите. Конечно,
тут дело доверия. А поэтому бюро разрешает комсомольцам голосовать как им
угодно. Большинство покажет…
Рыжиков фертом ходил по колонии: куда тебе — знаменитый
литейщик! Баньковский, мастер, без Рыжикова и шагу ступить не может, даже свой
несчастный барабан начал ему доверять, хотя этому барабану до смерти три дня
осталось. Рыжиков — аккуратист, Рыжиков — веселый парень, Рыжиков ворам спуску
не дает в колонии. Нет, четвертую бригаду не так легко провести. Может быть,
колонистам некогда, у колонистов и новый завод, и фронт, и умирающие станки, и
школа опять на носу, и любовные неприяности с разными Петьками и Вандами. Но у
четвертой бригады нашлось время, чтобы крепче подумать о Рыжикове. И бригадир
четвертой, Алеша Зырянский, встал на собрании и сказал:
— По вопросу о кандидатуре Рыжикова в бригадиры первой
наша бригада поручила сказать Володе Бегунку.
Колонисты поняли, почему не бригадир будет говорить, а
Бегунок. Все узнали в этом ходе робеспьеровскую руку Алеши. Все помнят, как не
так еще давно Володя Бегунок что-то хотел сказать, а дисциплина бригадная
треснула Володю по голове, он сидел на ступеньках перед бюстом Сталина и
краснел, сжимая в руках свою трубу. И Зырянский хитрый: сейчас все должны
понять, что и тогда и теперь он согласен с Володей, что бригада Володю ни в чем
не обвинила, что только по причинам дипломатическим четвертая бригада не может
поднять настоящий скандал.
Поэтому, когда Володя встал, чтобы говорить, колонисты
улыбнулись понимающими улыбками: упрямство четвертой бригады давно известно.
Володя сказал, сохраняя на лице выражение холодной вежливости по отношению к
Рыжикову и тонкого намека по отношению к собранию:
— Четвертая бригада ничего не имеет против колониста
Рыжикова, но считает, что для первой бригады и для колонии можно найти более
достойнубю кандидатуру. Поэтому четвертая бригада будет голосовать против
Рыжикова.
Торский с удивлением посмотрел на Володю, и этот взгляд был
для всех понятен: откуда у Бегунка такие шикарные выражения? Торский спросил:
— Значит, четвертая бригада считает, что Рыжиков
недостоин звания бригадира?
Володя чуть-чуть улыбнулся углом рта и ответил Торскому:
— Нет, четвертая бригада вовсе не так считает. Ничего
подобного! Он тоже достойный, а только надо еще достойнее. Видишь?
Теперь Володя улыбнулся полностью, что вполне
соответствовало одержанной им дипломатической победе. Но Торский не унимался:
— Хорошо. Раз так, так почему четвертая бригада не
предложит своего кандидата?
Кто их знает, может быть, четвертая бригада заранее
готовилась к вредным вопросам Торского, Бегунок не долго думал над ответом:
— Мы можем предложить… пожалуйста… кого только угодно…
сколько есть колонистов, какого угодно колониста.
— Только не Рыжикова?
— Да, за всех будем «за» голосовать, а за Рыжикова
будем «против» голосовать.
Общее собрание было восхищено мудрыми ответами Володи
Бегунка, хотя в этих ответах было много и чепухи. Для того чтобы ее обнаружить,
Торский задал еще один вопрос:
— Значит, все колонисты могут быть бригадирами, только
Рыжиков не может?
Володя обошелся без слов. Он просто задумчиво кивнул.
— И ты можешь быть бригадиром первой или, например,
Ваня Гальченко?
У всех загорелись глаза. Хотя и важный вопрос разбирался на
собрании, но колонисты всегда любили острые положения. В самом деле, как
Бегунок вывернется?
И что ты скажешь, вывернулся! Правда, чмыхнул
по-мальчишески, совершенно забыв о своей дипломатической миссии, но сказал
громко, и когда начал говорить, то был даже чересчур серьезен:
— Я не говорю, что я буду таким замечательным
бригадиром или там Ванька Гальченко, а только… все-таки лучше Рыжикова.
Торский зажмурил глаза и зачесал пальцами у виска, колонисты
засмеялись, Брацан сказал хмуро:
— Да довольно с ним… вот затеяли с пацаном
представление!
Володя Бегунок услышал, покраснел, обиделся:
— И вовсе не с пацаном, а вся четвертая бригада.
Четвертая бригада сидела на ступеньках у бюста Сталина и
посмеивалась довольная: ее представитель здорово сегодня действует! А когда
Витя Торский предложил поднять руки, кто за Рыжикова, четвертая бригада, сложив
руки на коленях, рассматривала собрание насмешливыми глазами.
— Кто против?
Четырнадцать рук поднялось у бюста Сталина, и еще несколько
рук в других местах. Против голосовали: Игорь Чернявин, Оксана, Шура Мятникова,
Руслан орохов, Левитин, Илья Руднев, еще несколько человек.
— Против двадцать семь голосов, — сказал
Торский. — Только непонятно, как голосуют Чернявин и Руднев. Выходит так,
что вы голосуете не со своими бригадами.
Чернявин на это ничего не сказал, а Руднев ответил спокойно:
— Да, меня Бегунок сагитировал.
Руднев сказал это действительно спокойно. Никто не улыбнулся
его словам. И хотя только двадцать семь голосов было против Рыжикова, а
впечатление у всех осталось нехорошее. Еще никогда таких выборов в колонии не
было. И когда принесли знамя и временный бригадир первой Садовничий вытянулся
перед Захаровым, было не совсем удобно салютовать этой передаче. В четвертой
бригаде Филька шепнул Зырянскому:
— Ой, Рыжикову салютовать?
Зырянский шепотом ж и ответил:
— Не Рыжикову, а общему собранию и знамени.
Так Рыжиков стал бригадиром. Через неделю он дежурил по
колонии, и Ваня Гальченко, стоя на дневальстве, вытягивался «смирно», когда
Рыжиков проходил мимо.
|
