Увеличить |
12. ПОД ЗНАМЕНЕМ
В июле старики, окончивше десятый класс, начали готов иться
к поступлению в вузы. Поэтому и Надежда Васильевна не поехала в отпуск, а
осталась работать со «студентами», как их называли колонисты, несколько
предупреждая события. настоящие студенты, поступившие в прошлые годы в разные
вузы, человек около тридцати, еще в июне сьехались в колонию и поставили для
себя три палатки, не с того края, где девочки, а с противоположного. настоящие
студенты хотели работать на производстве, чтобы помочь колонии, но Захаров и
совет бригадиров не согласились на это: у студентов была большая трудная работа
зимой, а теперь им нужно отдохнуть. Захаров каждого рассмотрел, заставлял и
юношей и девушек поворачиваться перед ним всеми боками, некоторым говорил:
— Никуда не годится, дохлятина какая-то, а не студент.
Запиши его на усиленное питание!
Студенты возражали:
— Так никогда экономию не сделаете, Алексей Степанович.
— А вот мы тебя откормим, это и будет экономия.
Но студенты нашли для себя кое-какую работу. Иногда они
дежурили по колонии, и в таких случаях находился для них и парадный костюм.
Другие работали у садовника, третьи помогали Соломону Давидовичу по снабжению,
а некоторые занимались с будущими студентами, потому что Надежде Васильевне
было одной трудно.
Между прочим готовились в вуз и Нестеренко и Клава Каширина.
Комсомольское бюро постановило освободить Нестеренко и Клаву от обязанностей
бригадиров, чтобы у них оставалось время для подготовки.
На общем собрании должны были состояться выборы новых
бригадиров пятой и восмой бригад. И вот тут оказалось, что жизнь вовсе не такая
скучная особа, как некоторые думают. Восьмая бригада единогласно выставила
своим кандидатом Игоря Чернявина, а пятая бригада — так же единогласно Оксану
Литовченко! Игорь никогда не думал, что так близко от него стоит высокий пост
бригадира. Когда в восьмой бригаде Нестеренко открыл заседание и предложил
называть кандидатов в бригадиры, вся бригада, как будто сговорившись, повернула
лицо к Игорю, и Санчо Зорин сказал:
— У нас давно уже решено: больше некому — Игорь
Чернявин!
Когда это «давно» было решено, почему об этом Игорь ничего
не знал, так и не удавалось выяснить. Игорь с жаром протестовал, протестовал
очень искренне, потому что испугался: бригадиру мороки по горло, а дежурить по
колонии — благодарю покорно. Воленко уже додежурился, теперь мрачный ходит, и
нужно за ним смотреть. Игорь указал и на Санчо Зорина, и на Всеволода Середина,
и на Яновского Бориса, и на старого колониста Михаила Гонтаря, и на Савченко
Харитона, и на Данилу Горового, наконец, есть помощник бригадира Александр
Остапчин, ему в особенности уместно принять управление восьмой бригадой от
Василия.
Нестеренко выслушал слова Игоря спокойно и так же спокойно
рассмотрел предложенный им список.
— Санчо горячий очень, ему нельзя быть бригадиров
восьмой, он всем нервы испортит, тай годи. Александр Остапчин хороший помощник,
это верно, а если бригадиром станет, из-под ареста не вылезет, трепачом был,
трепачом и остался. Данило Горовой, конечно, хороший товарищ и колонист, а
только пока от него слова дождешься, там всякое дело сбежит, не поймаешь.
Яновский бцдет добрым бригадиром, а только политической установки в нем мало,
все больше о своей прическе думает. И Середин будет хорошим бригадиром со
временем, пусть подождет, авторитета в колонии еще не завоевал. А что касается
Миши Гонтаря, так Миша Гонтарь — шофер, оканчивает курсы завтра и сразу на
машину. Его линия уже к концу приходит, и бригадирства с него как с козла
молока, хотя, дай господи, царица небесная, каждому такого хорошего товарища и
такого человека хорошего. Рогов — молокосос. Нет, это правильно решила бригада
— Игорь Чернявин бригадир, да и какого нам нужно рожна: и мастер хороший, и
комсомолец на отлично, и общественник. Только ты, Игорь, держи бригаду
спокойной рукой, любимчиков чтобы не было, на помощника особенно не полагайся.
Бригадир должен быть веселый и все видеть, и не париться без толку, и не
трепаться лишнее. И рука должна быть крепкая, власть — это тебе не пустяк, как
там ни говори, а все равно Советская власть. Скажем, приезжал к нам Эррио —
французкий министр. А я дежурил по колонии. Вот ты сообрази: я — дежурный по
колонии, а за моей спиной кто? Весь Союз! Наври я что-нибудь, не так сделай,
никто не скажет — Нестеренко виноват, а скажут: видишь, как у них в Союзе плохо
все делается. Я и то заметил — за Эррио этим целая куча ходит, так и смотрят,
так и смотрят. Нет, Игорь, власть бригадира должна быть крепкая, А что касается
дежурного бригадира, так и говорить нечего. Ты забудь, какой там у тебя
природный характер: может, ты добрый, а может, мягкий, а может, ленивый или
забывчивый. Нет, если повязку надел, забудь, какой ты там есть: ты отвечаешь за
колонию; Воленко вон на что добрый человек, а в дежурстве у него не покуришь.
На что я — старый друг Воленко, пришли в колонию вместе, полтора года спали на
одной постели, когда бедно было, а смотри: один раз я подошел к нему и спросил
насчет обеда что-то, а он это посмотрел на меня так… прямо, как собака, и голос
у него такой… «Товарищ Нестеренко, не умеешь говорить с дежурным бригадиром!
Приставь ногу, чего ты танцуешь!» Я сначала даже не понял, а потом и одобрил:
правильно, дежурный бригадир служит целой колонии, и баста! Эх, Воленко,
Воленко! Хороший какой колонист, а пропал, ни за копейку пропал! И бригада
первая — уже не бригада! Видишь, виноват тут, собственно говоря, Воленко: всем
верит, все у него хорошие, всех защищает, вот и посадили бригаду. Безусловно,
вор в бригаде, а думать не на кого, и сам Воленко ничего не знает.
В комсомольском бюро кандидатуру Игоря поддержали так же
единодушно, как и в бригаде. А когда наступило общее собрание, так только и
было ответа, что аплодисменты, взял слово один Зырянский:
— Такие бригадиры, как Нестеренко, редко, конечно,
встречаются, разве вот из Руднева вырастет такой же. Но и Чернявин хороший
материал для бригадира. Вопрос, как его бригада выдержит: чтобы не распустился,
не зазнался, не заленился, не заснул. Но восьмая бригада — старая бригада,
нужно будет — поможем. А что касается Оксаны Литовченко, так это, прямо скажу —
находка. Предлагаю голосовать за Оксану и Игоря!
Ни одна рука в собрании не поднялась против предложенных
бригадами кандидатур. И сейчас же после этого дежурный бригадир подал команду:
— Под знамя встать, смирно! Салют!
Игорь и не видел, что возле бюста Сталина давно уже стоят
шесть трубачей и четыре малых барабана. Это они развернули перед собранием
торжество знаменного салюта, и Ваня гальченко теперь уже знал, в чем настоящая
его прелесть: знаменный салют — это сигнал на работу, оркестрованный старым
дирижером Виктором Денисовичем.
Когда знаменная бригада выстроилась против бюста Сталина,
вышел к знамени Захаров и Игорь понял, что он должен делать. Рядом с ним стояла
Оксана — рядом с ним! то было счастливое предзнаменование: под нарядным,
таинственно священным красным стягом они действительно рядом начинают свой
жизненный путь! И как это здорово — они начинают его с трудной и почетной
службы славному коллективу первомайцев! Игорь не умел плакать, и поэтому слезы
кипели у него в сердце, а у оксаны — честное слово, у Оксаны слезы были в
глазах, ах, какие все-таки эти женщины! Да что — женщины, если старый бригадир
Нестеренко и тот чего-то моргает и моргает, а рапорт Захарову отдал тихо и с
хрипом:
— Товарищ заведующий! Восьмую бригаду трудовой колонии
им. Первого мая Игорю Чернявину сдал в полном порядке!
О, нет! Игорь Чернявин имеет больше оснований волноваться,
чем Нестеренко, но от отдаст рапорт весело и звучно, как и полагается
бригадиру. И Игорь показал всем, как нужно рапортовать заведующему. Звонко, со
строгим лицом, подняв руку на уровень лба, сказал Игорь Чернявин под знаменем:
— Товарищ заведующий! Восьмую бригаду трудовой колонии
им. Первого мая от колониста Василия Нестеренко принял в полном порядке!
Потом передавали пятую бригаду. Конечно, у этих девочек
столько нежности в голосе, у Клавы столько серебра, у Оксаны — столько теплоты
и волнения! И все-таки у них, у девчат, это был не настоящий рапорт, а так…
разговор по душам с заведующим, уместный больше наедине, в кабинете, чем в
торжественном зале под бархатным знаменем перед двумястами строгих, замерших в
салюте колонистов.
|