Увеличить |
Глава ХLII
О советах, которые Дон Кихот преподал Санчо Пансе перед
тем, как тот отправился управлять островом, а равно и о других весьма важных
вещах
Герцог и герцогиня, довольные тем, что приключение с
Гореваною так благополучно окончилось, и видя, что шутки их без малейших
колебаний принимаются за правду, вознамерились шутить и дальше; того ради
герцог указал и отдал распоряжения слугам своим и вассалам, как должно вести
себя с Санчо, когда он начнет управлять обещанным островом, а на другой день после
полета Клавиленьо объявил Санчо, чтобы он привел себя в надлежащий порядок и
был готов занять пост губернатора, ибо островитяне ждут его, дескать, как
майского дождичка. Санчо низко ему поклонился и сказал:
– С тех пор как я спустился с неба, и с тех пор как я с
поднебесной высоты окинул взглядом землю и увидел, какая она маленькая, мое
огромное желание стать губернатором слегка ослабело: в самом деле, что ж тут
такого величественного – владеть горчичным зерном, что ж это за высокая
должность и что ж это за владычество – управлять полдюжиною людей с орешек
ростом? А ведь мне тогда показалось, что на всей земле больше никого и нет. Вот
если б вы, ваша светлость, соизволили пожаловать мне малую толику неба, хотя бы
этак с полмили, я бы ей обрадовался больше, нежели величайшему острову в мире.
– Послушай, друг Санчо, – заговорил герцог, –
я не властен кого бы то ни было наделять ни единым кусочком неба, будь он даже
величиною с ноготь, – подобные милости и щедроты могут исходить только от
господа бога. Я даю тебе, что могу, а именно самый настоящий остров, круглый и
аккуратный, в высшей степени плодородный и обильный, так что если тебе удастся
прибрать его к рукам, то при наличии стольких земных благ ты приобретешь и
блага небесные.
– Ин ладно, – молвил Санчо, – остров так
остров, я постараюсь быть таким губернатором, чтобы назло всем мошенникам душа
моя попала на небо. И это я не из корысти мечу в высокие начальники и залетаю в
барские хоромы, – просто мне хочется попробовать, какое оно, это губернаторство.
– Раз попробуешь, Санчо, язык проглотишь, –
заметил герцог – нет ничего слаще повелевать и видеть, что тебе повинуются.
Могу ручаться, что когда твой господин сделается императором – а судя по тому,
как идут его дела, он будет таковым непременно, – то этого сана никакими
силами у него уже не отнимешь, и в глубине души он будет сожалеть и досадовать,
что так поздно стал императором.
– Сеньор! – объявил Санчо. – Я нахожу, что
повелевать всегда приятно, хотя бы даже стадом баранов.
– У нас с тобой, Санчо, вкусы сходятся, и во всем-то ты
разбираешься, – заметил герцог, – я надеюсь, что и управлять ты
будешь столь же мудро, сколь мудры твои речи. Ну, вот пока и все, помни только,
что ты отправишься управлять островом самое позднее завтра, а сегодня вечером
тебе выдадут приличное новому твоему званию платье и снарядят в дорогу.
– Пусть одевают как хотят, – сказал Санчо, –
я в любом наряде останусь Санчо Пансою.
– И то правда, – согласился герцог, – но
все-таки одежда должна соответствовать роду занятий и занимаемой должности:
так, например, законоведу неудобно одеваться, как солдат, а солдату – как священник.
Ты же, Санчо, будешь одет наполовину как судейский, а наполовину как военачальник,
ибо на том острове, который я тебе жалую, в военных такая же нужда, как и в
ученых, а в ученых, – такая же, как и в военных.
– Вот по ученой-то части я как раз слабоват, –
признался Санчо, – я даже азбуки – и той не знаю. Впрочем, хороший
губернатор должен уметь вместо подписи крестик поставить – и ладно. Если же мне
выдадут оружие, то с божьей помощью я не выпущу его из рук, доколе не упаду.
– Всегда руководствуйся высокими этими соображениями,
Санчо, и ты избежишь ошибок, – заметил герцог.
В это время вошел Дон Кихот и, узнав, о чем идет речь и что
Санчо спешно принимает бразды правления, взял его за руку и с дозволения
герцога увел к себе, дабы преподать советы, как ему в той должности подобает
себя вести. Итак, войдя в свой покой, он запер дверь, почти насильно усадил
Санчо рядом с собою и нарочито медленно заговорил:
– Я возношу бесконечные благодарения богу, друг Санчо,
за то, что прежде и раньше, чем счастье улыбнулось мне, на тебя свалилась и на
твою долю выпала такая удача. Я надеялся, что счастливый случай поможет мне
вознаградить тебя за верную службу, и вот я только-только начинаю преуспевать,
а твои чаяния прежде времени вопреки здравому смыслу уже сбылись. Иные
действуют подкупом, докучают, хлопочут, встают спозаранку, выпрашивают, упорно
добиваются – и цели своей, однако ж, не достигают, а другой, неизвестно как и
почему, сразу получает должность и службу, коей столь многие домогались, и тут
кстати и к месту будет привести пословицу, что как, мол, ни старайся, а на все
– судьба. По мне, ты – чурбан, и ничего более, ты спозаранку не вставал,
допоздна не засиживался, ты палец о палец не ударил, но тебя коснулся дух
странствующего рыцарства – и вот ты уже, здорово живешь, губернатор острова.
Все это, Санчо, я говорю к тому, чтобы ты не приписывал собственным своим
заслугам оказанной тебе милости, – нет, прежде возблагодари всевышнего,
который отеческою рукою все направляет ко благу, а затем возблагодари орден
странствующего рыцарства, наивысшего благородства исполненный. Итак, постарайся
всем сердцем воспринять то, что я тебе сказал, а затем, о сын мой, выслушай со
вниманием своего Катона, желающего преподать тебе советы и быть твоим вожатаем
и путеводною звездою, которая направила бы и вывела тебя к тихому пристанищу из
того бурного моря, куда ты намереваешься выйти, ибо должности и высокие
назначения суть не что иное, как бездонная пучина смут.
Прежде всего, сын мой, тебе надлежит бояться бога, ибо в
страхе господнем заключается мудрость, будучи же мудрым, ты избежишь ошибок.
Во-вторых, загляни внутрь себя и постарайся себя познать,
познание же это есть наитруднейшее из всех, какие только могут быть. Познавши
самого себя, ты уже не станешь надуваться, точно лягушка, пожелавшая сравняться
с волом, если же станешь, то, подобно павлину, смущенно прячущему свой пышный
хвост при взгляде на уродливые свои ноги, ты невольно будешь прятать хвост
безрассудного своего тщеславия при мысли о том, что в родном краю ты некогда
пас свиней.
– Справедливо, – согласился Санчо, – но в ту
пору я мальчонкой был, а когда подрос маленько, то уж гусей пас, а не свиней.
Но только, думается мне, это к делу не идет: ведь не все правители королевского
рода.
– Твоя правда, – заметил Дон Кихот, – и вот
почему людям происхождения незнатного, занимающим важные посты, надлежит
проявлять мягкость и снисходительность, каковые в сочетание с благоразумною
осторожностью избавляют от злостной клеветы, а иначе от нее ни в какой
должности не убережешься.
О своем худородстве, Санчо, говори с гордостью и
признавайся, не краснея, что ты из крестьян, ибо никому не придет в голову тебя
этим стыдить, коль скоро ты сам этого не стыдишься; вообще стремись к тому, чтобы
стать смиренным праведником, а не надменным грешником. Бесчисленное множество
людей, в низкой доле рожденных, достигали наивысших степеней и были возводимы в
сан первосвященнический или же императорский, чему я мог бы привести столько
примеров, что ты устал бы меня слушать.
Помни, Санчо: если ты вступишь на путь добродетели и будешь
стараться делать добрые дела, то тебе не придется завидовать делам князей и
сеньоров, ибо кровь наследуется, а добродетель приобретается, и она имеет
ценность самостоятельную, в отличие от крови, которая таковой ценности не
имеет.
А когда так, то в случае если кто-нибудь из родственников
твоих вздумает навестить тебя на твоем острове, то не гони его и не обижай, но,
напротив того, прими с честью и обласкай – этим ты угодишь богу, который не
любит, когда гнушаются кем-либо из его созданий, и вместе с тем соблюдешь
мудрый закон природы.
Если привезешь с собою жену (ибо нехорошо, когда люди,
призванные к исполнению служебных своих обязанностей на долгий срок, пребывают
в разлуке с супругами), то поучай ее, наставляй и шлифуй природную ее
неотесанность, ибо что умный губернатор приобрел, то может растерять и
расточить глупая его и неотесанная жена.
Если ты овдовеешь (что всегда может случиться) и благодаря
своему положению составишь себе более блестящую партию, то смотри, как бы новая
твоя жена не превратилась в удочку с крючком и не начала приговаривать:
«Ловись, ловись, рыбка большая и маленькая», – истинно говорю тебе, что за
все взятки, которые вымогает жена судьи, в день Страшного суда ответит ее муж,
и после смерти он в четырехкратном размере заплатит за те побочные статьи
дохода, на которые он при жизни не обращал внимания.
Ни в коем случае не руководствуйся законом личного
произвола: этот закон весьма распространен среди невежд, которые выдают себя за
умников.
Пусть слезы бедняка вызовут в тебе при одинаково сильном
чувстве справедливости больше сострадания, чем жалобы богача.
Всячески старайся обнаружить истину, что бы тебе ни сулил и
ни преподносил богач и как бы ни рыдал и ни молил бедняк.
В тех случаях, когда может и должно иметь место
снисхождение, не суди виновного по всей строгости закона, ибо слава судьи
сурового ничем не лучше славы судьи милостивого.
Если когда-нибудь жезл правосудия согнется у тебя в руке, то
пусть это произойдет не под тяжестью даров, но под давлением сострадания.
Если тебе когда-нибудь случится разбирать тяжбу недруга
твоего, то гони от себя всякую мысль о причиненной тебе обиде и думай лишь о
том, на чьей стороне правда.
Да не ослепляет тебя при разборе дел личное пристрастие,
иначе ты допустишь ошибки, которые в большинстве случаев невозможно бывает
исправить, а если возможно, то в ущерб доброму твоему имени и даже твоему
достоянию.
Если какая-нибудь красавица будет просить, чтобы ты за нее
заступился, то отврати очи от ее слез и уши от ее стенаний и хладнокровно
вникни в суть ее просьбы, иначе разум твой потонет в ее слезах, а добродетель
твоя – в ее вздохах.
Если ты накажешь кого-нибудь действием, то не карай его еще
и словом, ибо с несчастного довольно муки телесного наказания, и прибавлять к
ней суровые речи нет никакой надобности.
Смотри на виновного, который предстанет пред твоим судом,
как на человека, достойного жалости, подверженного слабостям испорченной нашей
природы, и по возможности, не в ущерб противной стороне, будь с ним милостив и
добр, ибо хотя все свойства божества равны, однако же в наших глазах свойство
всеблагости прекраснее и великолепнее, нежели свойство всеправедности.
Если же ты, Санчо, наставления эти и правила соблюдешь, то
дни твои будут долги, слава твоя будет вечной, награду получишь ты превеликую,
блаженство твое будет неизреченно, детей ты женишь по своему благоусмотрению,
дети твои и внуки будут иметь почетное звание, уделом твоим будет мир и
всеобщее благорасположение, а затем, в пору тихой твоей и глубокой старости, в
урочный час за тобою явится смерть, и нежные, мягкие ручки правнуков твоих
закроют тебе очи. Все эти назидания должны послужить к украшению твоей души, а
теперь послушай назидания, имеющие своею целью украшение тела.
|