 Увеличить |
Глава LXI
О том, что случилось с Дон Кихотом при въезде в Барселону,
равно как и о других вещах, вполне правдоподобных при всей их видимой нелепости
Три дня и три ночи провел Дон Кихот в обществе Роке, но,
проживи он с ним и триста лет, все равно не уставал бы он с удивлением
наблюдать, как живут разбойники: пробуждались они в одном месте, обедали в
другом; то вдруг бежали, сами не зная от кого, то неведомо чего ожидали. Спали
они на ходу, поминутно прерывая сон и беспрестанно кочуя. Все время они
высылали разведчиков, выслушивали дозорных, раздували фитили аркебуз, –
впрочем, аркебуз у них было немного, почти все разбойники были вооружены
кремневыми пистолетами. На ночь Роке уединялся в укромные места, никому из его
людей не известные, ибо многочисленные указы барселонского вице-короля, в коих
была оценена голова атамана, держали его в состоянии вечной тревоги и страха;
он никому не доверял, он боялся, что его убьют или выдадут властям свои же:
воистину жалкая и тягостная жизнь.
Наконец давно не езженными дорогами, глухими и потаенными
тропами Роке, Дон Кихот и Санчо вместе с шестью оруженосцами добрались
до Барселоны. На набережную они прибыли в ночь накануне Иоанна Крестителя, и
тут Роке, обняв сперва Дон Кихота, а затем Санчо и только теперь вручив ему обещанные
десять эскудо, после долгих взаимных учтивостей удалился.
Роке исчез, а Дон Кихот, как был, верхом на коне, остался ждать
рассвета, и точно: не в долгом времени в окнах востока показался ясный лик
Авроры, если и не ласкавший слуха человеческого,[506] то, во всяком
случае, доставлявший радость цветам и травам; впрочем, в ту же самую минуту
слух Дон Кихота и Санчо был приятно поражен доносившимися, по-видимому, со
стороны города звуками множества труб и барабанов, звоном бубенчиков и быстро
приближавшимися криками людей: «Раздайся! Раздайся!» Место Авроры заступило
солнце, и лик его, поболее щита, начал медленно подниматься над горизонтом.
Дон Кихот и Санчо оглянулись по сторонам и в первый раз в
жизни увидели море: оно показалось им огромным и бесконечным, гораздо больше
лагун Руидеры, которые они видели в Ламанче. У пристани стояли галеры; тенты на
них были спущены, и глаз различал множество вымпелов и флагов, трепетавших на
ветру и словно касавшихся воды; с галер неслись звуки рожков, труб и гобоев, и
воздух, как вблизи, так и вдали, полнился то нежными, то воинственными мелодиями.
Но вот по тихим водам заскользили суда: началось потешное морское сражение, а в
это самое время на берегу несметная сила разряженных всадников, прибывших из
города на прекрасных конях, затеяла подобного же рода потеху. На галерах
немолчная раздавалась пальба, одновременно палили с городских стен и из фортов:
крепостная артиллерия ужасным своим грохотом сотрясала воздух, артиллерия
морская ей вторила. Веселое море, ликующая земля, прозрачный воздух, лишь по
временам заволакиваемый дымом из орудий, – все это вызывало и порождало в
сердцах людей бурный восторг. Санчо же отказывался понимать, откуда у этих
движущихся по воде громадин берется столько ног.
Тем временем всадники с шумными и радостными криками
подскакали вплотную к пораженному и ошеломленному Дон Кихоту, и один из них,
тот самый, которому писал Роке, обратился к Дон Кихоту и громко воскликнул:
– Милости просим в наш город, зерцало, маяк, светоч и
путеводная звезда странствующего рыцарства, в каковых ваших качествах нас
совершенно убеждают все рыцарские истории! Милости просим, доблестный Дон Кихот
Ламанчский, не тот мнимый, поддельный и вымышленный, который действует в иных новейших
лживых повестях, но истинный, подлинный и сомнению не подлежащий, такой, каким
вас описывает Сид Ахмет Бен-инхали, всем повествователям повествователь!
Дон Кихот не ответил на это ни слова, да всадники и не стали
дожидаться ответа: они гарцевали и выкидывали вольты вместе с другими; Дон
Кихот же, вокруг которого происходили самые настоящие скачки, обратился к Санчо
и сказал:
– Эти люди, по всей вероятности, нас узнали. Бьюсь об
заклад, что они прочли не только правдивую повесть о нас, но и ту, которую
недавно выдал в свет арагонец.[507]
Всадник, приветствовавший Дон Кихота, снова приблизился к
нему и сказал:
– Сеньор Дон Кихот! Поедемте, ваша милость, с нами: мы
покорные ваши слуги и закадычные друзья Роке Гинарта.
Дон Кихот же ему на это ответил так:
– Если верно, что одна учтивость рождает другую, то
ваша учтивость, сеньор кавальеро, – это родная сестра, во всяком случае,
весьма близкая родственница учтивости самого Роке. Ведите же меня, куда вам
заблагорассудится: моя воля есть ваша воля, особливо когда речь идет о том,
чтобы вам угодить.
Тот ответил ему не менее любезно, а затем всадники, окружив
Дон Кихота со всех сторон, под звуки труб и барабанов вместе с ним направились
в город; когда же они в город въезжали, то по наущению злого духа, который
только и делает, что сеет зло, двое озорных и дерзких мальчишек, – а
мальчишки бывают иной раз лукавее самого лукавого, – пробрались сквозь
толпу и, задрав хвосты ослику и Росинанту, сунули и подложили туда по пучку
дикого терна. Почуяв этот новый вид шпор, бедные животные поджали было хвосты,
но от этого неприятное ощущение лишь усилилось: они начали отчаянно брыкаться и
в конце концов сбросили своих седоков наземь. Дон Кихот, в смущении и
замешательстве, поспешил извлечь сей плюмаж из-под хвоста своей клячи, Санчо же
пришел на помощь серому. Сопровождавшие Дон Кихота хотели было наказать
мальчишек за их предерзость, но это им не удалось, оттого что сорванцы
втиснулись в толпу других мальчишек, бежавших следом за ними.
Дон Кихот и Санчо снова сели верхами и под звуки все той же
музыки и все так же торжественно подъехали к дому своего вожатого, большому и
великолепному, – одним словом, такому, какими бывают дома богатых
кавальеро, и тут мы Дон Кихота и Санчо на время оставим, ибо так хочет Сид
Ахмет.
|
