X.
ВЕЛИКИЙ ЧЕЛОВЕК УЗНАЕТ
О ВЕЛИКОМ ЗАМЫСЛЕ
Герцог
де Гиз, с тех пор как получил звание генерал-лейтенанта королевства, жил теперь
в самом Лувре, в этой колыбели французских королей. Какие же грезы посещали по
ночам честолюбивого главу Лотарингского дома? Какой путь прошли его сновидения
с той поры, когда в лагере под Чивителлой он доверил Габриэлю свою мечту о
неаполитанском престоле? Успокоился ли он теперь? Или, будучи гостем в
королевском дворце, пожелал вдруг стать в нем хозяином? Не ощущал ли он
прикосновения возложенной на его голову короны?
Вполне
возможно, что именно в это время Франциск Лотарингский питал такие тайные
надежды. И в самом деле: разве король, взывая к его помощи, не давал волю его
дерзновенному честолюбию? Ведь доверив ему спасение Франции в годину тяжких
испытаний, король сам признал, что он, Франциск де Гиз, – первый
полководец своего времени.
Герцог
прекрасно сознавал, что признание его заслуг королем – это еще далеко не
все. Теперь нужно будет убедить в них всю Францию. А для этого необходимы
блестящие победы над врагом, громовые дела. Для того чтобы Франция доверилась
ему и пошла за ним, мало было загладить ее поражения, – нужно было ей
принести победу.
Вот
какие мысли обуревали герцога де Гиза после его возвращения из Италии.
Об этом
же думал он и в тот самый день, когда Габриэль де Монтгомери заключил с Генрихом
II новое безумное соглашение.
Стоя у
окна и машинально барабаня пальцами по стеклу, Франциск де Гиз невидящим взором
смотрел на залитый дождем двор. Кто-то осторожно постучал в дверь и, войдя с
разрешения герцога, доложил о виконте д'Эксмесе.
– Виконт
д'Эксмес! – воскликнул герцог де Гиз, обладавший памятью Цезаря. –
Виконт д'Эксмес! Мой юный соратник по Мецу, Ренти и Валенце! Впустите его,
впустите немедленно!
Слуга
поклонился и тут же ввел в комнату Габриэля.
Нужно
сказать, что, покинув короля, мужественный юноша не колебался. Он пребывал сейчас
в том редком для человека состоянии внезапного озарения, которое именуется
вдохновением. И, войдя в покои герцога, он как бы невольно угадывал те
неотвязные думы, которые не давали покоя Франциску де Гизу. Кстати, герцог был
чуть ли не единственный, кто мог понять и помочь Габриэлю.
Герцог
де Гиз бросился навстречу и заключил его в свои объятия.
– А,
вот и вы, мой храбрец! Откуда прибыли? Что с вами было после Сен-Кантена? Как часто
я вспоминал о вас, Габриэль!
– Значит,
вы еще не забыли о виконте д'Эксмесе?
– Черт
возьми, он еще спрашивает! – рассмеялся герцог. – Вы, очевидно, не
привыкли напоминать о себе! Колиньи рассказал мне часть ваших сен-кантенских
подвигов и притом еще добавил, что утаил лучшую их половину!
– Не
так уж много я сделал, – с грустной улыбкой промолвил Габриэль.
– Честолюбец! –
заметил герцог.
– Это
я-то честолюбец? – усмехнулся Габриэль.
– Но,
хвала господу, – продолжал герцог, – вы все-таки возвратились, и мы
снова вместе, друг мой! Вспомните, какие планы мы строили в Италии. Ах,
Габриэль, теперь Франции нужна ваша доблесть больше, чем когда бы то ни было!
– Все,
что я имею, и все, что умею, – заявил Габриэль, – посвящено благу
отечества. Я жду только вашего повеления, монсеньер.
– Спасибо,
друг мой, – ответил герцог. – Поверьте мне, повеления вам долго ждать
не придется. Но, по правде говоря, чем больше я пытаюсь разобраться в
обстановке, тем тяжелее и запутанней она мне кажется. Мне нужно немедленно
укрепить оборону Парижа, создать гигантскую линию сопротивления врагу,
остановить наконец его наступление. И, однако, все это не стоит и ломаного
гроша, если я не перейду в наступление. Я должен, я хочу действовать, но как?..
И он
замолчал, как бы испрашивая совета у Габриэля. Он знал удивительную
находчивость молодого человека и смутно надеялся, что и теперь он чем-то ему
поможет. Но на этот раз виконт д'Эксмес молчал и только вопрошающе смотрел на
герцога.
Франциск
Лотарингский продолжал:
– Не
корите меня за медлительность, друг мой. Вы же знаете: я не из тех, кто
колеблется, но я из тех, кто размышляет. Так что не слишком-то порицайте меня,
ибо я совмещаю решимость и рассудительность… Однако, – добавил
герцог, – вы, кажется, озабочены сейчас еще сильнее, чем прежде…
– Не
будем говорить обо мне, монсеньер, прошу вас, – перебил его
Габриэль. – Поговорим сначала о Франции.
– Пусть
так, – согласился герцог. – Тогда я вам откровенно скажу, что меня
заботит. Мне думается, что самое главное сейчас – совершить какой-нибудь
великий подвиг и тем самым поднять дух наших людей, возродить нашу древнюю
боевую славу. Нужно не ограничиваться восстановлением наших разрушенных
укреплений, а возместить их хотя бы одной убедительной победой.
– И
я того же мнения, монсеньер! – воскликнул Габриэль, удивленный и
обрадованный подобным тождеством их взглядов.
– И
вы тоже? – переспросил герцог де Гиз. – И вы тоже, должно быть, не
однажды задумывались над бедами нашей Франции и о ее спасении?
– Я
часто думал об этом, – признался Габриэль.
– Но
представляете ли вы себе всю трудность этого будущего подвига? – спросил
Франциск Лотарингский. – Да и кто и когда на него решится?
– Ваша
светлость, мне кажется, что я это знаю.
– Знаете? –
воскликнул герцог. – Так скажите, скажите, Габриэль.
– Мой
замысел, монсеньер, не из таких, о котором можно рассказать в двух словах. Вы,
ваша светлость, великий человек, но и вам, вероятно, он покажется фантастичным.
– О,
я не подвержен головокружениям, – сказал с улыбкой герцог де Гиз.
– Все
равно, монсеньер, – проговорил Габриэль, – я боюсь и заранее вам
говорю, что на первый взгляд моя затея может показаться странной, бредовой,
совершенно невыполнимой! Но, по сути, она только трудна и опасна.
– Что
ж, тем она увлекательней! – воскликнул Франциск Лотарингский.
– Тогда
условимся, ваша светлость: вы не изумляйтесь. Повторяю, однако: на пути немало
опасностей. Но я знаю, как их избежать.
– Если
так, говорите, Габриэль, – сказал герцог. – Да кто там стучит, черт
возьми! – прибавил он с досадой. – Это вы, Тибо?
– Да,
ваша светлость, – сказал вошедший слуга. – Вы приказали доложить,
когда соберется совет. Уже два часа, и господин де Сен-Ренэ должен прийти за
вами с минуты на минуту.
– Ах,
а ведь и верно! – заметил герцог де Гиз. – Мне необходимо
присутствовать на этом совете. Ладно, Тибо, оставьте нас… Вы сами видите,
Габриэль: я должен идти к королю. Вечером вы откроете мне ваш замысел, но до
того скажите хоть в двух словах, что вы задумали?
– В
двух словах, ваша светлость: взять Кале, – спокойно произнес Габриэль.
– Взять
Кале? – вскричал герцог де Гиз, отступив в изумлении.
– Вы
позабыли, ваша светлость, – так же невозмутимо вымолвил Габриэль, –
что обещали не изумляться.
– Так
вот что вы замыслили! – проговорил герцог. – Взять Кале, защищенный
армией, неприступными стенами, морем, наконец! Кале, которым англичане владеют
больше двухсот лет! Кале – ключ от Франции. Я сам люблю смелость, но тут
налицо уже не смелость, а дерзость!
– Вы
правы, монсеньер, – ответил Габриэль. – Но именно такая дерзость
может увенчаться успехом. Ведь никому и в голову не придет, что подобный
замысел вполне осуществим.
– А
может быть, и так, – задумчиво протянул герцог.
– Когда
я вам все расскажу, монсеньер, вы согласитесь со мной. Единственное, что нужно:
хранить полную тайну, навести неприятеля на ложный след и появиться у стен
города внезапно. Через две недели Кале будет наш!
– Однако
все это только общие слова, – сказал герцог де Гиз, – у вас есть
план, Габриэль?
– Есть,
монсеньер, и он крайне прост и ясен… Не успел Габриэль закончить фразу, как
дверь открылась, и в комнату вошел граф де Сен-Ренэ.
– Его
величество ждет вас, монсеньер, – поклонился Сен-Ренэ.
– Иду,
граф, иду, – отозвался герцог де Гиз. Потом, обернувшись к Габриэлю,
вполголоса сказал:
– Как
видите, я должен с вами расстаться. Но ваша неожиданная и великолепная мысль не
дает мне покоя… Если вы считаете такое чудо осуществимым, так неужели я вас не
пойму? Можете ли вы быть у меня к восьми часам?
– Ровно
в восемь я буду у вас.
– Позволю
себе заметить вашей светлости, – сказал граф де Сен-Ренэ, – что уже
третий час.
– Я
готов, граф.
Герцог
направился было к выходу, но, взглянув на Габриэля, снова подошел к нему и тихо
спросил, как бы проверяя, не ослышался ли он:
– Взять
Кале?
Габриэль
утвердительно кивнул и, улыбнувшись, спокойно ответил:
– Да,
взять Кале!
Герцог
де Гиз поспешил к королю, и виконт д'Эксмес покинул Лувр.
|