XII.
МОШЕННИК ВДВОЙНЕ
Озабоченный
коннетабль возвращался от короля. Метр Арно дю Тиль вышел ему навстречу и тихо
окликнул его:
– Монсеньер,
одно слово…
– Что
такое? – вырвалось у коннетабля. – Ах, это вы, Арно? Что вам от меня
нужно? Сегодня я совершенно не расположен к беседе…
– Да,
я понимаю, – сказал Арно, – монсеньер огорчен оборотом дела со
свадьбой госпожи Дианы и господина Франциска.
– Как
ты успел уже проведать об этом, мошенник? Но, в сущности, плевать мне на то,
что об этом знают. Ветер благоприятствует дождю и Гизам, вот это несомненно.
– А
завтра ветер подует в сторону вёдра и Монморанси, – осклабился
шпион, – и если сегодня король против этого брака, то завтра он может
переменить решение. Пожалуй, дело сейчас не в короле. На нашем пути вырастает
новое значительное препятствие, монсеньер.
– Откуда
же ждать препятствия более значительного, чем немилость или хотя бы только холодность
короля?
– Со
стороны герцогини Ангулемской, например, – ответил Арно.
– Что-то
ты учуял, ищейка? – подошел к нему явно заинтересованный коннетабль.
– А
на что же иное, по-вашему, ушли у меня минувшие две недели, монсеньер?
– Да,
о тебе давненько не было слышно.
– Ну,
вот видите! – подхватил гордо Арно. – А вы-то меня упрекали, что я
слишком часто попадаю в донесения полицейских дозоров. Кажется, последние две
недели я работал осмотрительно и бесшумно.
– Это
верно, – подтвердил коннетабль, – и я немало удивлялся, что мне не
приходится выручать тебя из узилищ, каналья. Ты ведь если не играешь, то
пьянствуешь или если не дерешься, то развратничаешь.
– Но
истинным героем последних двух недель был не я, монсеньер, а некий оруженосец нового
капитана гвардии виконта д'Эксмеса, по имени Мартен-Герр.
– Да,
да, припоминаю, Мартен-Герр заменил Арно дю Тиля в рапортах, которые мне представляют
каждый вечер.
– Кого
недавно подобрал мертвецки пьяным дозор? – спросил Арно.
– Мартен-Герра.
– Кто
подрался из-за шулерских игральных костей и пырнул шпагой самого красивого из
жандармов французского короля?
– Опять
же Мартен-Герр.
– Наконец,
кого вчера накрыли на попытке похитить жену слесаря, метра Горжю?
– Все
того же Мартен-Герра. Этот негодяй так и просится на виселицу. Должно быть, не
большего стоит и его хозяин, виконт д'Эксмес, за которым я поручил тебе
наблюдать; он вечно выгораживает и защищает своего оруженосца, уверяя, что нет
человека более смирного и добропорядочного.
– То
же самое вы, по доброте душевной, не раз говорили и обо мне, монсеньер.
Мартен-Герр думает, что он одержим дьяволом. В действительности же он одержим
мною.
– Как?
Что это значит? Не сатана ли ты? – в ужасе вскричал коннетабль, крестясь.
Ведь он был невежествен, как рыба, и суеверен, как монах.
Метр
Арно ответил только сатанинским смешком и, заметив, что коннетабль достаточно
напуган, сказал:
– О
нет, я не черт, монсеньер. Чтобы вы убедились в этом и успокоились, я прошу у
вас пятьдесят пистолей. Будь я чертом, согласитесь, мне бы не нужны были деньги
и я бы сам себя выручал из затруднительных положений.
– Ты
прав, – облегченно вздохнул коннетабль, – и вот тебе пятьдесят
пистолей.
– Я
их заслужил, монсеньер, завоевав доверие виконта д'Эксмеса. Я, правда, не
дьявол, но я немножко колдун, и стоит мне надеть особый, темного цвета камзол и
желтые штаны, как виконт начинает беседовать со мною, точно с испытанным,
старым другом, от которого нет у него тайн.
– Гм!..
Все это пахнет веревкой, – хмыкнул коннетабль.
– Метр
Нострадамус[26],
едва взглянув на меня, когда я однажды проходил мимо него по улице, предсказал
мне по моей физиономии, что я кончу жизнь между небом и землей, так что я смирился
со своим жребием, а это бесценное преимущество. Человек, которому суждено
кончить виселицей, не боится ничего, даже петли. Для начала я сделался
двойником оруженосца виконта д'Эксмеса. Ну вот, знаете ли вы, догадываетесь ли
вы, кто такой этот виконт?
– Знаю,
конечно: яростный сторонник Гизов.
– Хуже
того: он счастливый возлюбленный госпожи де Кастро.
– Что
ты плетешь, бездельник, и откуда это известно тебе?
– Я
сказал, что у него от меня нет секретов. Это я чаще всего отношу записки его
любезной и приношу ответы. Я в наилучших отношениях с камеристкой этой дамы,
причем камеристка только удивляется непостоянству характера своего кавалера:
сегодня он предприимчив, как паж, а завтра робок, как монашенка. Виконт
д'Эксмес и герцогиня де Кастро трижды в неделю встречаются у королевы, а пишут
друг другу ежедневно. Однако – верьте или не верьте – их любовь
безгрешна. Они любят друг друга, как херувимы, и, по-видимому, с детских лет.
Время от времени я заглядываю в их письма, и они меня умиляют. Госпожа Диана
ревнует, и представьте себе, к кому, монсеньер, – к королеве! Но она
совсем не права, бедняжка. Возможно, что королева неравнодушна к виконту…
– Арно,
вы клеветник! – остановил его коннетабль.
– Но
ваша усмешка, монсеньер, достаточно выразительна! – продолжал
негодяй. – Вполне возможно, говорю я, что королева к нему неравнодушна, но
виконт-то равнодушен к королеве, в этом нет никакого сомнения. Любят друг друга
эти два голубка, как в Аркадии[27],
безупречной любовью, трогающей меня, как нежный пастушеский или рыцарский
роман, что, впрочем, не помешало мне, прости меня боже, выдать этих птичек за
пятьдесят пистолей. Но согласитесь, монсеньер, я неплохо начал и вполне
заслужил свои пятьдесят пистолей.
– Пусть
так, – сказал коннетабль, – но я тебя еще раз спрашиваю, откуда у
тебя эти сведения?
– Ах,
монсеньер, простите, пока это мой секрет. Вы можете разгадать его, если
пожелаете, но я еще должен таить его от вас. Впрочем, способы мои не имеют для
вас ни малейшего значения, вам лишь бы достичь своих целей. А ваша главная
цель – быть посвященным в планы и поступки, которые могут вам повредить, и
мне кажется, что сегодняшнее мое донесение небезынтересно для вас, монсеньер, и
не бесполезно.
– Разумеется,
плут. Но надо и впредь следить за этим проклятым виконтом.
– Буду
следить, монсеньер. Я предан вам так же, как и своим порокам. Вы будете
доставлять мне пистоли, я вам – сведения, вот мы и будем довольны друг
другом. Но кто-то идет… Женщина!.. Черт! Имею честь кланяться, монсеньер.
– Кто
же это? – близоруко прищурился коннетабль.
– О,
сама герцогиня де Кастро! Она, вероятно, идет к королю, и нельзя допустить,
чтоб она увидела вас со мной… Я исчезаю…
И он
быстро ушел.
Что же
касается коннетабля, то он, поколебавшись, решил лично удостовериться в правоте
слов Арно и двинулся навстречу герцогине Ангулемской.
– Вы
направляетесь в кабинет его величества, герцогиня? – спросил он ее.
– Да,
господин коннетабль.
– Боюсь,
что король не будет расположен к беседе с вами, – продолжал Монморанси,
обеспокоенный возможными результатами этой беседы, – и важные вести,
только что полученные…
– Они-то
и делают этот момент как нельзя более удобным для меня, сударь.
– А
для меня неудобным. Вы ведь, сударыня, относитесь к нам очень враждебно.
– Господин
коннетабль, я ни к кому не питаю вражды.
– Не
питаете вражды? Что ж, вы и впрямь способны только любить? – спросил Анн
де Монморанси так выразительно, что Диана покраснела и опустила глаза. – И
не эта ли любовь побуждает вас противиться так долго желаниям короля и
домогательствам моего сына?
Диана в
замешательстве промолчала.
«Арно
сказал мне правду, – подумал коннетабль, – она любит этого красивого
вестника триумфов герцога де Гиза».
– Господин
коннетабль, – ответила наконец Диана, – мой долг – повиноваться
его величеству, но мое право – обращаться с просьбами к своему отцу.
– Итак, –
заключил коннетабль, – вы все же намерены пойти к королю.
– Да,
намерена.
– Хорошо!
Тогда я пойду к госпоже де Валантинуа, сударыня.
– Воля
ваша, сударь.
Они
поклонились друг другу и разошлись в разные стороны.
|
