XXXIII.
СМЕРТНЫЙ ОДР КОРОЛЕЙ
Екатерина
Медичи тоже в эту ночь не тратила даром времени. Она отправила к королю
Наваррскому кардинала Турнонского и заключила с Бурбонами письменное
соглашение. Затем до рассвета она приняла канцлера л'Опиталя, который сообщил
ей о предстоящем приезде в Орлеан ее союзника – коннетабля. Она рассказала
л'Опиталю все, что происходило в спальне короля, и тот обещал ей к девяти часам
прибыть в большой зал ратуши, находившийся рядом с королевскими покоями, и
привести с собой сторонников Екатерины. Наконец, она вызвала к половине
девятого Шапелена и еще двух-трех королевских врачей, которые в силу
собственной их посредственности ненавидели гениального Амбруаза Парэ.
Когда
все предосторожности были приняты, она раньше всех появилась в комнате короля,
который только что проснулся. Она сначала подошла к постели сына, постояла
несколько мгновений, поникнув головой, как и подобает скорбящей матери,
поцеловала его повисшую руку, уронила несколько слезинок и села в кресло с
таким расчетом, чтобы не спускать с него глаз.
Герцог
де Гиз вошел сразу же за ней. Обменявшись несколькими словами с Марией, он
подошел к брату и спросил:
– Вы
успели что-нибудь сделать?
– Увы,
я ничего не добился.
– Счастье
против нас. Сегодня с утра в приемной Антуана Наваррского толпится народ.
– Что
слышно о Монморанси?
– Ничего.
Очевидно, он подходит к городским воротам.
– Если
Амбруазу Парэ не удастся операция, прощай наше счастье, – уныло заметил
Карл Лотарингский.
В это
время появились врачи, приглашенные Екатериной Медичи.
Екатерина
самолично подвела их к постели больного, у которого возобновились боли. Врачи
один за другим обследовали больного, а потом отошли в угол комнаты
посоветоваться между собой. Шапелен предлагал некую припарку, чтобы вытянуть
гной наружу, двое других настаивали на том, чтобы влить в ухо какую-то
микстуру.
Они как
раз собирались остановиться на последнем средстве, когда вошел в сопровождении
герцога де Гиза Амбруаз Парэ.
Обследовав
состояние больного, Парэ присоединился к своим коллегам.
Амбруаз
Парэ был личным врачом герцога де Гиза, его научная слава уже упрочилась, и с
таким авторитетом, как у него, нельзя было не считаться. Врачи ему сообщили о
своем решении.
– Тут
лекарства бесполезны, – громко заявил Амбруаз Парэ, – надо спешить,
ибо гной вот-вот проникнет в мозг.
– Так
поторопитесь же, ради всего святого! – воскликнула Мария Стюарт, расслышав
его слова.
Екатерина
Медичи и оба брата Лотарингские подошли к врачам и включились в разговор.
Шапелен обратился к Парэ:
– Можете
ли вы предложить, метр, другие средства? Более верные, чем наши?
– Могу.
– Какие
именно?
– Нужно
сделать трепанацию черепа.
– Трепанацию
черепа – королю? – в ужасе воскликнули все трое.
– А
в чем она состоит? – спросил герцог де Гиз.
– Эта
операция еще малоизвестна, ваша светлость, – отвечал Амбруаз. – Дело
в том, чтобы неким инструментом проделать в боковой части черепной коробки
небольшое отверстие, величиной с мелкую монету.
– Боже
милосердный! – с негодованием вскрикнула Екатерина Медичи. – И вы
осмелитесь занести нож над головой короля?!
– Осмелюсь,
государыня!
– Но
это же убийство! – продолжала Екатерина.
– Государыня, –
доказывал ей Амбруаз, – пробуравить череп осторожно, по правилам
науки, – это не то, что раздробить его тяжелым палашом! А разве мы не
умеем залечивать раны!
– Но
можете ли вы, метр, ручаться за жизнь короля? – спросил кардинал.
– Один
бог волен в жизни и в смерти нашей. Вы это, господин кардинал, знаете лучше
меня. Я могу вас заверить в другом: иного выхода нет! Это единственная
возможность, но она, конечно, только возможность.
– Но,
однако, вы говорите, что ваша операция может пройти удачно! Не так ли,
Амбруаз? – обратился к нему герцог де Гиз. – Скажите, вам уже
приходилось делать ее? И с каким успехом?
– Да,
монсеньер. Совсем недавно я оперировал так господина де ла Бретеш, что
проживает по улице Гарпий, под Красной Розой, а если угодно вашей светлости
вспомнить, такую же операцию я сделал господину де Пьенн во время осады Кале…
Должно
быть, Амбруаз Парэ не без умысла вспомнил об осаде Кале, ибо герцог де Гиз не
мог остаться равнодушным к этому факту.
– А
ведь и в самом деле… – сказал герцог де Гиз. – Ну что ж, теперь я уже
не могу колебаться… На операцию я согласен!
– И
я, – заявила Мария Стюарт.
– Но
только не я! – воскликнула Екатерина.
– Государыня,
но ведь вам говорят, что это последняя возможность! – возразила ей Мария.
– А
кто говорит? – переспросила Екатерина. – Амбруаз Парэ – еретик!
Другие врачи так не думают!
– Вот
именно, государыня, – подтвердил Шапелен, – мы все возражаем против
предложения метра Парэ.
– Вот
видите! – торжествовала Екатерина.
Тогда
герцог де Гиз, вне себя от бешенства, подошел к Екатерине, отвел ее в сторону и
сдавленным шепотом сказал ей:
– Слушайте,
государыня, ведь вы хотите, чтобы ваш сын умер и чтобы уцелел ваш принц Конде!
Вы столковались с Бурбонами, с Монморанси! Сделка состоялась! Я знаю все!
Берегитесь!
Но
Екатерина была не из тех, кого можно запугать. Герцог де Гиз просчитался. Она
поняла, что тут нужна решительность, если уж герцог стал играть в открытую. Она
бросила на него испепеляющий взгляд, затем метнулась к двери и распахнула ее
настежь:
– Канцлер,
сюда!
Канцлер
л'Опиталь, согласно приказанию, ожидал и соседнем зале; при нем были все
сторонники Екатерины Медичи, каких ему удалось собрать.
Услышав
возглас Екатерины, он двинулся вперед. У открытой двери столпились любопытные
придворные.
– Господин
канцлер, – повысила голос Екатерина, – над особой короля желают
произвести операцию, тяжелую и безнадежную. Метр Парэ намеревается просверлить
ему голову каким-то инструментом. Я, мать короля, и со мною три врача… мы не
допустим этого преступления. Учтите это, господин канцлер!
– Закрыть
дверь! – крикнул герцог де Гиз.
Несмотря
на ропот придворных, Габриэль все же захлопнул дверь. Канцлер остался в
королевской спальне.
– Господин
канцлер, – обратился к нему герцог де Гиз, – примите к сведению, что
операция эта необходима и что мы, королева и я, ручаемся если не за исход ее,
то за мастерство хирурга.
– А
я, – воскликнул Амбруаз Парэ, – беру на себя всю ответственность,
какая падет на меня! Да, я отдам свою жизнь, если не сумею спасти жизнь короля!
Но время проходит! Посмотрите на короля!
И в
самом деле, Франциск II лежал бледный, неподвижный. Казалось, что он уже ничего
не видит, ничего не слышит. Он даже не отвечал на слова Марии, обращенные к
нему.
– Так
поторопитесь же, – сказала Мария Амбруазу, – поторопитесь, во имя
господа! Попытайтесь спасти жизнь короля!
Канцлер
невозмутимо заявил:
– Я
не могу вам препятствовать, но мой долг велит мне учесть пожелание королевы
Екатерины.
– Господин
л'Опиталь, вы больше не канцлер, – холодно произнес герцог де Гиз и
обратился к хирургу: – Действуйте, Амбруаз!
– Тогда
мы, врачи, удаляемся, – сказал Шапелен.
– Пусть
так, – отвечал Амбруаз. – Но теперь я требую абсолютной тишины. С
вашего позволения, господа, лучше бы всем вам выйти. Если я здесь хозяин, мне
одному за все и отвечать.
За эти
минуты Екатерина Медичи не проронила ни слова. Она неподвижно стояла у окна и
смотрела на двор ратуши, откуда доносился какой-то шум. Но в комнате на этот
шум никто не обратил внимания.
Все
напряженно следили за Амбруазом Парэ, который с завидным самообладанием готовил
инструменты.
Но едва
он наклонился над постелью Франциска, шум снаружи усилился и докатился до
соседнего зала. Злобная, торжествующая улыбка пробежала по бледным устам
Екатерины. Дверь с силой распахнулась, и коннетабль Монморанси в полном
вооружении показался на пороге.
– Вовремя! –
вскричал он.
– Что
это значит? – произнес герцог де Гиз, хватаясь за клинок.
Амбруаз
Парэ поднял голову и остановился. Двадцать дворян, сопровождавших Монморанси,
ворвались вместе с ним в королевскую спальню. Вполне понятно, что в этих
условиях удалить их из комнаты было просто невозможно.
– Если
так, – с досадой буркнул Амбруаз Парэ, – я отказываюсь от операции!
– Метр
Парэ! – вскричала Мария Стюарт. – Я королева! Я вам приказываю
подготовить операцию!
– Государыня,
я же говорил: основное условие – полная тишина, а здесь сейчас… – и хирург
указал на коннетабля с его свитой.
– Господин
Шапелен, – потребовал коннетабль, – примените ваше средство.
– Сию
же минуту, – засуетился Шапелен. – У меня все готово.
И с
помощью двух своих собратий он немедленно влил микстуру в ухо королю.
Мария
Стюарт, Гизы, Габриэль, Амбруаз ничего не смогли поделать. Растерянные,
окаменевшие от ужаса и собственного бессилия, они молчали. Зато говорил
коннетабль:
– Вот
и хорошо! И подумать только: без меня вы успели бы раскроить череп королю! Нет,
уж предоставьте королям Франции умирать на полях сражений и пусть разит их меч
врага, но только не нож хирурга!
Потом,
упиваясь смятением герцога де Гиза, он добавил:
– Я
прибыл, благодарение господу, как раз вовремя! Вы хотели, как мне сказали,
отрубить голову принцу Конде, моему милейшему племяннику! Но вы разбудили
старого льва в его логовище – и вот он здесь! Я освободил принца,
договорился с запуганными вами Генеральными штатами и, как коннетабль, снял
часовых, которых вы поставили у ворот Орлеана! С каких это пор охраняют у нас
короля от собственных его верноподданных!
– О
каком короле вы говорите? – спросил Амбруаз Парэ. – Скоро у нас будет
другой король – Карл Девятый! Посмотрите, господа, – обратился он к
врачам, – несмотря на вашу знаменитую микстуру, гной прорвался внутрь и
теперь проникает в мозг…
По
скорбному виду Амбруаза Екатерина поняла – все кончено.
– Вот
и конец вашему царствованию! – не сдержавшись, сказала она герцогу де
Гизу.
Франциск
II в это мгновение резко привстал, широко открыл испуганные глаза, беззвучно
произнес чье-то имя и тяжело рухнул на подушку.
Он был
мертв.
Горестный
жест Амбруаза Парэ подтвердил это.
– Это
вы, государыня, убили свое дитя! – В ужасе и отчаянии Мария Стюарт
бросилась к Екатерине.
Но та,
впившись в свою невестку ледяным взглядом, злобно ответила:
– Вы,
моя милая, не имеете больше права так разговаривать! Вы больше не королева! Ах,
впрочем, вы королева Шотландии! Так мы и отправим вас туда. Царствуйте себе на
здоровье среди ваших туманов.
После
бурного порыва скорби силы вдруг изменили Марии, и с рыданиями она упала к
подножию постели, на которой покоился король.
– Госпожа
де Фиеск. – совершенно спокойно приказала Екатерина, – извольте
немедленно разыскать герцога Орлеанского. А вы, господа, – обратилась она
к герцогу де Гизу и кардиналу, – знайте, что Генеральные штаты, которые
еще четверть часа назад были на вашей стороне, сейчас стоят за нас! Мы с
герцогом Бурбонским постановили: я буду правительницей, он –
главнокомандующим! Господин де Гиз, поскольку вы еще в должности великого
магистра, извольте исполнять ваш долг: объявите о смерти короля Франциска
Второго.
– Король
скончался, – глухо произнес герцог. И герольд повторил на пороге большого
зала, как требовал обычай:
– Король
скончался! Король скончался! Король скончался! Молите господа о спасении его
души!
И тотчас
же первый придворный сановник воскликнул:
– Да
здравствует король!
Тогда
госпожа де Фиеск подвела маленького герцога Орлеанского к королеве Екатерине, и
та, взяв его за руку, вывела в залу и показала придворным.
– Да
здравствует наш добрый король Карл Девятый! – раздались их крики. Кардинал
и герцог остались одни.
– Так
и кончилось наше счастье! – печально покачал головой кардинал.
Честолюбивый
герцог возразил:
– Наше –
возможно, но не нашего дома! Мы еще проложим дорогу для моего сына.
– Как
бы нам снова сговориться с королевой Екатериной? – озабоченно спросил Карл
Лотарингский.
– Подождем,
когда она рассорится со своими Бурбонами и гугенотами.
И,
продолжая разговор, они покинули комнату через потайную дверь.
Мария Стюарт
в это время целовала восковую руку Франциска:
– Увы!
Никто, кроме меня, не плачет над тобой! Бедный ты мой, ты так любил меня!
– Но
я тоже здесь, государыня, – с глазами, полными слез, сказал Габриэль де
Монтгомери, все время державшийся в стороне.
– О,
благодарю вас! – признательно взглянула на него Мария.
– Но
я не только буду оплакивать его, – прошептал Габриэль, следя издали, как
важно выступает Монморанси рядом с Екатериной Медичи. – Вполне возможно,
что я отомщу не только за него! Если коннетабль снова стал всемогущ, мы еще с
ним поборемся!
|