VI.
ДОБРОЕ ИМЯ МАРТЕН-ГЕРРА
ПОНЕМНОГУ ВОССТАНАВЛИВАЕТСЯ
– Что
я умер? – ужаснулся Мартен-Герр, услыхав слова Алоизы.
– Господи
Иисусе! – завопил, в свою очередь, крестьянин, взглянув на лицо
оруженосца.
– Значит,
«я», который не «я», помер! Силы небесные! – продолжал Мартен. –
Значит, хватит с меня двойной жизни! Это не так уж плохо, я доволен. Говори же,
дружище, говори, – прибавил он, обращаясь к пораженному крестьянину.
– Ах,
сударь, – едва выговорил посланец, оглядев и ощупав Мартена, – как
это вас угораздило приехать раньше меня? Я ведь торопился изо всех сил, чтобы
выполнить ваше поручение и заполучить от вас десять экю!
– Вот
оно что! Но, голубчик ты мой, я тебя никогда не видел, – сказал
Мартен-Герр, – а ты со мной говоришь, будто век меня знаешь…
– Мне
ли вас не знать? – изумился крестьянин. – Разве не вы поручили мне
прийти сюда и объявить, что Мартен-Герра повесили?
– Как-как?
Да ведь Мартен-Герр – это я!
– Вы?
Не может быть! Значит, вы сами объявили о том, что вас повесили? – спросил
крестьянин.
– Да
где же и когда я говорил про такое зверство? – допытывался Мартен.
– Значит,
все вам сейчас и выложить?
– Да,
все!
– Несмотря
на то, что вы же предупредили – «молчок»?
– Несмотря
на «молчок».
– Ну,
ежели у вас такая плохая память, так и быть, расскажу. Тем хуже для вас, если
сами велите! Шесть дней назад поутру я полол сорняки на своем поле…
– А
где оно, твое поле? – перебил Мартен.
– И
мне в самом деле нужно вам отвечать? – спросил крестьянин.
– Конечно,
дубина!
– Так
вот, поле мое за Монтаржи, вот оно где!.. И вот, пока я трудился, вы проехали
мимо. За плечами у вас был дорожный мешок. «Эй, друг, что ты там
делаешь?» – это вы так спросили. «Сорняки полю, сударь мой», –
ответил я. «И сколько тебе дает такая работа?» – «На круг по четыре су в
день». – «А не хочешь заработать сразу двадцать экю за две недели?» –
«Ого-го-го!» – «Да или нет?» – «Еще бы!» – «Так вот. Немедленно
отправляйся в Париж. Если ты ходишь бойко, то через пять или шесть суток будешь
там. Спросишь, где находится улица Садов святого Павла и где там живет виконт
д'Эксмес. В его особняк ты и направишься. Его самого на месте не будет, но ты
там найдешь почтенную даму Алоизу, его кормилицу, и скажешь ей… Слушай
внимательно. Ты скажешь ей: „Я приехал из Нуайона“. Понимаешь? Не из Монтаржи,
а из Нуайона. „Я приехал из Нуайона, где две недели назад повесили одну вам
знакомую личность, по имени Мартен-Герр“. Запомни хорошенько: Мартен-Герр. „У
него отняли все деньги, и, чтоб он не проговорился, его повесили… Но когда его
волокли на виселицу, он улучил минутку и на ходу шепнул мне, чтоб я сообщил вам
про эту беду. Он мне обещал, что за это вы отсчитаете мне десять экю. Я сам
видел, как его повесили, вот я и пришел…“ Вот так ты должен сказать той доброй
женщине. Понял?» – «Хорошо, сударь, – ответил я, – но сначала вы
говорили мне про двадцать экю, а теперь говорите только про десять». –
«Дурачина! Вот тебе задаток – первые десять». – «Тогда в добрый
час, – говорю я. – Ну, а если добрая дама Алоиза спросит меня, каков
из себя этот Мартен-Герр, которого я никогда не видал?» – «Гляди на
меня». – «Гляжу». – «Так вот, ты опишешь ей Мартен-Герра, как будто
он – это я!»
– Удивительное
дело! – прошептал Габриэль, внимательно слушая этот странный рассказ.
– Значит, –
продолжал крестьянин, – я, сударь, и явился объявить все, о чем вы мне
говорили. А оказалось, вы попали сюда раньше меня! Оно, конечно, я заглядывал
на пути в трактиры… однако поспел вовремя. Вы дали мне шесть дней, а сегодня
как раз шестой день, как я вышел из Монтаржи.
– Шесть
дней, – печально и задумчиво промолвил Мартен-Герр. – Шесть дней
назад я прошел через Монтаржи! Н-да… Думается мне, дружище, что рассказ
твой – сущая правда.
– Да
нет же, – стремительно вмешалась Алоиза, – напротив, этот человек
просто обманщик! Ведь он уверяет, будто говорил с вами в Монтаржи шесть дней
назад, а вы вот уже двенадцать дней никуда не выходили из дома!
– Так-то
оно так, – отвечал Мартен, – но мой двойник…
– И
потом, – перебила его кормилица, – нет еще и двух недель, как вас
повесили в Нуайоне, а раньше вы говорили, что повесили вас месяц назад!..
– Конечно, –
согласился оруженосец, – сегодня как раз месяц… Но между тем мой двойник…
– Пустая
болтовня! – вскричала кормилица.
– Ничуть, –
вмешался Габриэль, – я полагаю, что этот человек указал нам дорогу истины!
– О,
господин, вы не ошиблись! – радостно закивал головой крестьянин. – А
как мои десять экю?
– Можешь
не беспокоиться, – сказал Габриэль, – но ты сообщишь нам свои имя и
местожительство. Возможно, со временем ты понадобишься как свидетель. Я,
кажется, начинаю распутывать клубок многих преступлений…
– Но,
ваша светлость… – пытался возражать Мартен.
– А
сейчас довольно об этом, – оборвал Габриэль. – Ты, Алоиза, последи,
чтоб этот добрый человек ушел, ни на что не жалуясь. В свое время дело это
разрешится… Однако уже восемь часов. Пора идти в Лувр. Если король даже не
примет меня до полудня, я, по крайней мере, поговорю с адмиралом и герцогом де
Гизом.
– После
свидания с королем вы сразу же вернетесь домой?
– Сразу
же. Не волнуйся, кормилица. Я предчувствую, что, несмотря ни на что, выйду победителем.
– Да,
так оно и будет, если господь бог услышит мою горячую молитву! –
прошептала Алоиза.
– А
тебя, Мартен, мы тоже оправдаем и восстановим в своих правах… но не раньше, чем
добьемся другого оправдания и другого освобождения. А пока будь здоров, Мартен.
До свидания, кормилица.
Они оба
поцеловали руку, которую им протянул молодой человек. Потом он, строгий и суровый,
набросил на себя широкий плащ, вышел из дома и направился к Лувру.
«Вот так
же много лет назад ушел его отец и больше не вернулся…» – подумала
кормилица.
Когда
Габриэль миновал мост Менял и оказался на Гревской площади, он заметил ненароком
какого-то человека, тщательно закутанного в грубый плащ. Видно было, что
незнакомец старается скрыть свое лицо под широкополой шляпой. Габриэлю
почудилось что-то знакомое в его фигуре, однако он не остановился и прошел
мимо.
Незнакомец
же, увидав виконта д'Эксмеса, рванулся было к нему, но сдержался и только тихо
окликнул его:
– Габриэль,
друг мой!
Он
приподнял свою шляпу, и Габриэль понял, что он не ошибся.
– Господин
де Колиньи! Вот это да! Но что вы делаете в этом месте и в эту пору?
– Не
так громко, – произнес адмирал. – Признаться, мне бы не хотелось,
чтоб меня узнали. Но при виде вас, друг мой, я не удержался и окликнул вас.
Когда же вы прибыли в Париж?
– Нынче
утром, – ответил Габриэль, – и шел я как раз в Лувр, чтобы повидаться
с вами.
– Вот
и хорошо! Если вы не слишком торопитесь, пройдемся вместе. А по дороге расскажете,
что же с вами приключилось.
– Я
расскажу вам все, что только можно рассказать самому преданному другу, –
отвечал Габриэль, – но сначала, господин адмирал, разрешите задать вам
вопрос об одном исключительно важном для меня деле.
– Я
предвижу ваш вопрос, – ответил адмирал, – но и вам, друг мой, совсем
не трудно предвидеть мой ответ. Вы, наверно, хотите знать, сдержал ли я
обещание, данное вам? Поведал ли я королю о той доблести, которую вы проявили
при обороне Сен-Кантена?
– Нет,
адмирал, – возразил Габриэль, – не об этом, поверьте мне, я хотел вас
спросить. Я вас знаю и поэтому не сомневаюсь, что по возвращении вы исполнили
свое обещание и рассказали королю о моих заслугах. Возможно, вы даже
преувеличили их перед его величеством. Да, я это знаю наперед. Но я не знаю и с
нетерпением жажду узнать: что ответил Генрих Второй на ваши слова?
– Н-да… –
вздохнул адмирал. – В ответ на мои слова Генрих Второй спросил меня, что
же с вами, в конце концов, стало. Мне было трудно дать ему точный ответ. В
письме, которое вы написали мне, покидая Сен-Кантен, не было никаких сведений,
вы только напоминали мне о моем обещании. Я сказал королю, что в бою вы не
пали, но, по всей вероятности, попали в плен и постеснялись поставить меня об
этом в известность.
– И
что же король?
– Король,
друг мой, сказал: «Хорошо!» – и слегка улыбнулся. Когда же я вновь
заговорил о ваших боевых заслугах, он прервал меня: «Однако об этом
хватит» – и переменил тему разговора.
– Я
так и знал, – с горечью заметил Габриэль.
– Мужайтесь,
друг! – произнес адмирал. – Вспомните, еще в Сен-Кантене я советовал
вам не слишком-то рассчитывать на признательность сильных мира сего.
Габриэль
гневно выпалил:
– Король
постарался позабыть обо мне, полагая, что я покойник или пленник! Но если я
предстану перед ним и предъявлю свои права, ему придется все вспомнить!
– А
если память его все-таки не прояснится? – спросил адмирал.
– Адмирал, –
сказал Габриэль, – каждый оскорбленный может обратиться к королю, и он
рассудит. Но когда оскорбитель сам король, нужно обращаться лишь к богу –
и он отомстит.
– Тогда,
насколько я понимаю, вы сами готовы стать оружием высшей справедливости?
– Вы
не ошиблись, адмирал.
– Хорошо, –
сказал Колиньи, – может быть, сейчас самое время вспомнить разговор о религии
угнетенных, который мы имели однажды. Я вам тогда говорил о верном способе
карать королей, служа истине.
– О,
я как раз тоже вспоминал об этой беседе, – ответил Габриэль. – Как
видите, память мне ничуть не изменила. И, возможно, что я прибегну к вашему
способу…
– Если
так, не сможете ли вы мне уделить всего один час?
– Король
принимает лишь после полудня. До этого я в вашем распоряжении.
– Тогда
идемте со мной. Вы настоящий рыцарь, и поэтому я не беру с вас никакой клятвы.
Дайте мне только слово хранить в тайне все, что вам придется услышать и
увидеть.
– Обещаю
вам, я буду глух и нем.
– Тогда
следуйте за мною, – произнес адмирал, – и если в Лувре вам была
нанесена обида, то вы, по крайней мере, узнаете, как можно за нее расплатиться.
Следуйте за мной.
Колиньи
и Габриэль прошли мост Менял, Сите и зашагали по извилистым, тесным улочкам,
одна из которых именовалась в те давние времена улицей Святого Якова.
|