 Увеличить |
Глава LV. Чудовищные
изображения китов
В самом
недалёком будущем я нарисую вам, насколько это возможно сделать без помощи
полотна, достоверный портрет кита, каким он в действительности представляется
глазам китобоя, когда собственной тушей он оказывается пришвартованным к борту
судна, так что по нему даже ходить можно. В связи с этим целесообразно будет
предварительно обратиться к тем на редкость фантастическим образам китов,
которые ещё и по сей день успешно взывают к доверчивости обывателя на суше.
Наступило время просветить мир на этот счёт, доказав полную ошибочность подобных
представлений.
Весьма
вероятно, что первоначальным источником этих образных заблуждений были древние
индусские, египетские и греческие скульпторы. С тех самых изобретательных, но
не очень гонявшихся за точностью времён, когда на мраморных панелях храмов, на
пьедесталах статуй и на щитах, медальонах, кубках и монетах дельфин изображался
закованным, наподобие Саладина[200],
в латы и облачённым в шлем, вроде святого Георгия[201], с тех самых пор эти вольности
изобильно допускаются не только в обывательском представлении о китах, но
подчас даже и в научном.
Несомненно
одно: наиболее древний из существующих портретов, хоть в какой-то мере напоминающий
кита, находится в знаменитой пагоде-пещере Элефанты в Индии. Брамины утверждают,
что в бессчётных статуях, заключённых в этой древней пагоде, запечатлены все
занятия, все ремёсла, все мыслимые профессии человека, нашедшие там своё
отражение за целые столетия до того, как они действительно появились на земле. Неудивительно
поэтому, что и наш благородный китобойный промысел был там предугадан.
Индуистского кита, о котором идёт у нас речь, можно встретить там на отдельном
участке стены, где воспроизводится сцена воплощения Вишну в образе левиафана,
учёное имя которого Матсья-Аватар. Однако, несмотря на то что изваяние
представляет собой наполовину человека, а наполовину кита, так что от
последнего там имеется только хвост, всё-таки даже и этот небольшой его отрезок
изображён совершенно неправильно. Он, скорее, похож на сужающийся хвост
анаконды, чем на широкие лопасти величественных китовых плавников.
Но
пройдитесь по старинным галереям и поглядите на портрет этой рыбы,
принадлежащий кисти великого христианского живописца; последний достиг не
большего, чем допотопные индуисты. Я говорю о картине Гвидо[202], на которой Персей
спасает Андромеду от морского чудовища, или кита. Где, интересно, взял Гвидо
образец для подобного немыслимого создания? Да и Хогарт[203], живописуя ту же сцену
в своём «Нисхождении Персея», оказался ничуть не лучше. Грандиозная туша
Хогартова чудовища с осадкой едва ли в один дюйм покачивается целиком на поверхности
моря. На спине у неё нечто вроде слоновьего седла с балдахином, а широко
разинутая клыкастая пасть, куда катятся морские валы, с успехом могла бы сойти
за Ворота Предателей, которые ведут от Темзы в Тауэр. Имеются также киты на
заставках старого шотландца Сиббальда и потом кит Ионы, каким он изображался на
гравюрах и эстампах в старинных изданиях Библии и в древних букварях. Но что уж
тут о них говорить! Или вот киты переплётчиков, словно виноградная лоза
обвивающие стержень корабельного якоря, – их позолоченные изображения
украшают обложки и титулы многих книг, как старых, так и новых, – это
существа весьма живописные, но полностью вымышленные, позаимствованные, надо
думать, с изображений на античных вазах. Хотя они повсеместно считаются дельфинами,
я тем не менее объявляю эту переплётную рыбу попыткой изобразить кита, ибо так
было задумано первоначально, когда только стали пользоваться этим значком. Его
ввёл в употребление один старый итальянский книгоиздатель где-то веке в
пятнадцатом, в период возрождения учёности, а в ту эпоху, да и до сравнительно
недавнего времени, считалось, что дельфин – это вид левиафана.
На
виньетках и прочих узорах в некоторых старинных книгах можно иногда найти очень
забавные попытки изобразить китов, из чьих неисчерпаемых черепов струями бьют
всевозможные фонтаны, гейзеры, ключи, целые источники Саратоги и Баден-Бадена[204].
Забавных китов можно видеть также на титульном листе первого издания «Развития
учёности»[205].
Теперь,
оставив любительские опыты, обратимся к тем портретам левиафана, которые претендуют
на достоверность и научность и принадлежат кисти людей знающих. В старинном сборнике
Гарриса имеется несколько изображений кита, взятых из одной голландской книги
путешествий, изданной в 1671 году н. э. и озаглавленной: «Плаванье к
Шпицбергену за китами на корабле „Иона в Китовом Чреве“; шкипер Петер Петерсон,
из Фрисландии». На одной из этих гравюр киты представлены в виде огромных
бревенчатых плотов, плавающих между айсбергами, и по их живым спинам бегают
белые медведи. На другой гравюре допущена чудовищная ошибка – кит изображён с
вертикальной лопастью хвоста.
Или вот
существует такой солидный том in Quarto, написанный неким Колнеттом, капитаном
первого ранга Британского флота, и озаглавленный: «Плаванье за мыс Горн к Южным
морям с целью расширить области промысла на спермацетовых китов». В этой книге
имеется зарисовка, долженствующая являть собой «Изображение Физетера, или
Спермацетового Кита, снятое в масштабе с кита, убитого у берегов Мексики в
августе 1793 года и поднятого на палубу». Я не сомневаюсь, что капитан,
приказав снять это правдивое изображение, заботился о достоверности всего
труда. Но только, позволю себе заметить к примеру, глаз у этого кита такой, что
если приставить его в соответствии с приложенным масштабом к взрослому
кашалоту, окажется, что у него вместо глаза – сводчатое окно в пять футов
длиной. Ах, мой доблестный капитан, почему ты не сделал так, чтобы из этого
глаза выглядывал Иона?
И даже
самые добросовестные компиляции по естественной истории, составленные для просвещения
нежной юности, не свободны от не менее ужасных ошибок. Взять хотя бы известную
книгу Голдсмита «Одушевлённая Природа». В сокращённом лондонском издании 1807
года имеются иллюстрации, изображающие якобы «кита» и «нарвала». Мне не
хотелось бы показаться грубым, но этот непрезентабельный кит сильно смахивает
на свинью с обрубленными ножками, а что касается нарвала, то беглого взгляда на
него довольно, чтобы вызвать изумление: как можно в наш просвещённый
девятнадцатый век перед грамотными школьниками выдавать за подлинного подобного
гиппогрифа?
Далее; в
1825 году великий натуралист Бернар Жермен, граф де Ласепед, опубликовал учёный
труд по систематике китов, с иллюстрациями, изображающими отдельных
представителей различных левиафановых видов. Все они совершенно неправильны, а
что касается изображения гренландского кита, Mysticetus'а (то есть, попросту
говоря, настоящего кита), то даже Скорсби, человек многоопытный в обращении с
этим видом, отрицает существование в природе его прототипа.
Но венец
всей этой путаницы принадлежит ученейшему Фредерику Кювье, брату знаменитого
барона. В 1836 году он опубликовал свою «Естественную историю китов», в которой
приводится нечто, долженствующее, по его словам, быть изображением кашалота.
Тому, кто вздумает показать такой рисунок любому из жителей Нантакета, не
мешает заранее обеспечить себе поспешное отступление с этого острова. Кашалот
Фредерика Кювье – это не кашалот, а попросту тыква. Конечно, автор был лишён
преимущества личного участия в китобойном плавании (такие, как он, редко
обладают помянутым преимуществом), но всё-таки, откуда он взял этот рисунок,
хотелось бы мне знать? Быть может, он почерпнул его оттуда же, откуда
позаимствовал своих доподлинных выродков его предшественник в той же области –
Демаре?[206]
Я имею в виду китайские рисунки. Ну, а что за весёлые ребята – китайские
рисовальщики, на этот счёт множество удивительнейших чашек и блюдец могут нас
просветить.
А что
можно сказать о китах с вывесок, которых мы видим на улицах над лавками
торговцев ворванью? Обычно они представляют собой китовых Ричардов Третьих,
обладающих верблюжьими горбами[207]
и дикой свирепостью; пожирая на завтрак по три-четыре матросских расстегая (по
три-четыре вельбота, набитых моряками), эти уродливые туши барахтаются в море
крови и синей краски.
Но все
столь многочисленные неправильности в изображении кита в конечном счёте вовсе
не так уж и удивительны. Посудите сами. Зарисовки по большей части делались с
прибитых к берегу дохлых китов, и они примерно так же достоверны, как
достоверно рисунок потерпевшего крушение корабля со взломанной палубой
воспроизводит благородный облик этого гордого создания во всём великолепии его
корпуса и рангоута. Слонам вот случалось выстаивать, позируя для своих поясных
портретов, а живые левиафаны ещё никогда не служили натурщиками для собственных
изображений. Живого кита во всём его величии и во всей его мощи можно увидеть
только в море, в бездонной пучине; его огромная плавучая туша в мгновение ока
исчезает из виду, подобно быстроходному линейному кораблю; и никакому смертному
не под силу поднять его из водной стихии, оставив при этом на нём нетронутыми
величественные холмы и возвышенности. И, не говоря уже о весьма значительной
разнице в контурах между молодым китом-сосунком и взрослым платоновым
левиафаном, даже если кита-сосунка удастся втащить на палубу, его сверхъестественную,
змеевидную, гибкую, зыбкую форму сам чёрт не в состоянии уловить.
Некоторые,
вероятно, подумают, что, разглядывая голый скелет выброшенного на берег кита,
можно почерпнуть кое-какие надёжные сведения касательно его подлинного облика.
Какое там! Одна из величайших особенностей левиафана заключается в том, что
скелет его почти не даёт представления о его живом облике. Вот скелет Иеремии
Бентама, подвешенный вместо люстры в библиотеке одного из его душеприказчиков,
правильно передаёт облик старого твердолобого джентльмена-утилитариста со всеми
прочими личными особенностями почтенного Иеремии[208]; но из левиафановых
расчленённых костей невозможно извлечь ничего. Действительно, как говорит
великий Хантер, скелет кита имеет не более близкое отношение к самому
животному, в полном его облачении и со всеми ватными прокладками и подушками,
чем насекомое – к той круглой куколке, которая его скрывает. Эта особенность
наиболее убедительно выражена в строении головы, как покажет попутно дальнейшее
повествование. Она же весьма любопытным образом проявляется в строении бокового
плавника, костяк которого почти точно соответствует скелету человеческой руки,
только без большого пальца. В плавнике имеется четыре настоящих костяных
пальца: указательный, средний, безымянный и мизинец. Однако все они навечно
упрятаны в рукавицу из живой плоти, подобно тому как человеческие пальцы
прячутся в матерчатую варежку. «Сколь бы неосмотрительно ни обращался с нами
подчас кит, – шутливо заметил как-то Стабб, – никогда не скажешь, что
он берётся за нас голыми руками».
В силу
всех этих причин, куда ни кинь, всё равно поневоле приходится заключить, что
великий Левиафан – единственное в мире существо, которому не суждено быть
изображённым ни на бумаге, ни на полотне. Конечно, один портрет может быть
более метким, чем другой, но ни единому из них никогда не попасть точно в цель.
Так что реальной возможности обнаружить, как же именно выглядит на самом деле
кит, не существует. И единственный способ получить хотя бы приблизительное
представление о его живом облике – это самому отправиться на китобойный
промысел; но, поступая так, вы подвергаетесь немалому риску в любой момент быть
атакованным китом и пущенным ко дну. Вот почему, на мой взгляд, вам не следует
проявлять чрезмерной придирчивости при попытках ознакомиться с внешностью
Левиафана.
|
