Увеличить |
Глава XLVII. Мы ткали
мат
День был
пасмурный и душный, матросы лениво слонялись по палубе или, перегнувшись через
борт, бездумно следили за свинцовыми волнами. Мы с Квикегом мирно ткали мат для
нашего вельбота. Так тихо было всё кругом, в воздухе словно притаилось какое-то
волшебство, какое-то обещание радости, и каждый примолкший матрос был словно
невидим, растворившись в самом себе.
За
тканьём мата я играл роль помощника или пажа при Квикеге. И в то время как я
пропускал уток – марлинь между длинными прядями основы, пользуясь вместо
челнока своей собственной рукою, а стоящий сбоку Квикег подсовывал время от
времени между нитями свой тяжёлый дубовый меч – бёрдо и, рассеянно вперившись в
морскую даль, не глядя, не думая, подгонял вплотную поперечные волокна, над
кораблём и над всем морем царила такая странная дремотная тишина, нарушаемая по
временам лишь глухими ударами деревянного меча, что мне стало казаться, будто
передо мною – Ткацкий Станок Времени, а сам я – только челнок, безвольно
снующий взад и вперёд и плетущий ткань Судьбы. Передо мной были натянуты нити
основы, неподвижные, если не считать лёгкого, но неизменно возобновляющегося
подрагивания, от которого поперечные нити плотнее переплетаются с ними. Основа,
думал я, – это необходимость, и я своей собственной рукою пропускаю по ней
свой собственный челнок и тку свою собственную судьбу на её неподвижных нитях.
А между тем капризно-равнодушное бёрдо Квикега толкает уток, иной раз сильно,
иной раз слабо, иной раз криво, иной раз косо, как придётся; и от этого
заключительного толчка зависит, как будет выглядеть готовая ткань; этот меч
дикаря, думал я, придающий окончательный вид работе утка по основе; это
равнодушное, беззаботное бёрдо – это случай; да, да, случай, свобода воли и
необходимость, ни в коей мере друг друга не исключающие, а переплетающиеся во
взаимодействии. Прямые нити основы-необходимости, которых ничто не заставит
изменить своего направления, и даже лёгкое подрагивание лишь придаёт им
устойчивости; свободная воля, которой дана свобода протягивать свой уток по
заданной основе; и случай, хоть и ограниченный в своей игре прямыми линиями
необходимости и направляемый в своём движении сбоку свободной волей, так что он
подчиняется обоим, случай сам попеременно управляет ими, и ему принадлежит
последний удар, определяющий лицо событий.
* * *
Так мы
ткали и ткали, как вдруг какой-то странный звук, протяжный, нечеловеческий,
дикий и певучий, заставил меня вздрогнуть, моток свободной воли выпал у меня из
рук, и я уставился в облака, откуда упал, будто на крыльях, этот крик. Высоко
надо мной стоял на салинге этот безумец из Гейхеда – Тэштиго. Устремившись
вперёд всем телом и, словно скипетр, простёрши вдаль руку, он с короткими,
внезапными перерывами тянул свой дикий вопль. Надо думать, в это самое
мгновение такой же крик испустили по всему морю сотни дозорных, вознесённые над
палубами своих китобойцев на такую же головокружительную высоту; но мало из
чьей груди мог этот древний китобойский клич вырваться с такими великолепными модуляциями,
как у индейца Тэштиго.
Краснокожий
страж как бы парил над нами в воздухе, с такой неистовой жадностью вглядываясь
в горизонт, что казалось, это некий пророк или провидец, узревший тени Судьбы и
своими дикими воплями возглашающий их приближение.
– Фонтан
на горизонте! Вон, вон! Фонтан на горизонте! Фонтан!
– Где,
где?
– Справа
на траверзе, милях в двух отсюда! Целое стадо!
В тот же
миг всё пришло в движение.
Кашалот
пускает фонтаны с такой же надёжной размерностью, с какой тикают часы. И по
этому признаку китоловы отличают эту рыбу от других представителей её рода.
– Хвосты
показывают! – снова раздался голос Тэштиго; киты скрылись под водой.
– Живей,
стюард! – вскричал Ахав. – Время!
Пончик
кубарем скатился вниз, взглянул на часы и с точностью до одной минуты сообщил
Ахаву время.
Корабль
между тем был приведён к ветру и теперь спокойно покачивался на волнах. Тэштиго
дал знать, что киты ушли под воду, держа курс по ветру, так что мы твёрдо
рассчитывали увидеть их теперь прямо по носу. Ибо к своему чудесному искусству,
нырнув в одном направлении, развернуться в глубине под прикрытием водной толщи
и плыть с огромной скоростью в прямо противоположную сторону, к этому коварному
приёму, многократно замеченному за кашалотом, на этот раз киты не стали бы
прибегать; ведь нельзя же было предположить, что замеченные Тэштиго киты могли
от этого всполошиться, да и вообще как-то почуять наше присутствие. А пока что
один из матросов, который не входил в команду вельбота и должен был всё время
оставаться на судне, сменил индейца на верхушке грот-мачты. Дозорные с фок– и
бизань-мачт спустились на палубу, кадки с линём были установлены на своих
местах, шлюпбалки выведены за борт, грота-рей обрасоплен, и три вельбота
повисли над волнами, словно три коробочки морского укропа на крутых прибрежных
скалах. А их команды, охваченные нетерпением, выстроились у борта, одной рукой
ещё держась за поручни и поставив уже ногу на планшир. Так стоят наготове
матросы у бортов военного корабля, идущего на абордаж.
Но в
этот решающий миг вдруг раздалось восклицание, заставившее всех перевести
взгляд с китов на сумрачного Ахава. И мы, содрогнувшись, увидели, что он стоит
в окружении пяти тёмных призраков, казалось, только что возникших из воздуха.
|