Глава XXXIX. Ночная
вахта
(Стабб
на фор-марсе подтягивает брас; про себя)
– Ха!
Ха! Ха! Ха! Хм! что это, охрип я, что ли? Я всё время думал об этом и вот:
ха-ха-ха – всё, что я могу по этому поводу сказать. А почему? Да потому, что
смех – самый разумный и самый лёгкий ответ на всё, что непонятно на этом свете;
и будь что будет, а утешение всегда остаётся, одно безотказное утешение: всё
предрешено. Я не слышал толком, что он говорил Старбеку, но на мой неучёный
взгляд, Старбеку пришлось не лучше, чем мне нынешним вечером. Ясное дело,
старый Могол его тоже обработал. А ведь я знал, что так и будет, я видел; мне,
вроде, откровение было, так что впору хоть пророчества изрекать; как только
увидел, какой у него череп, так всё и понял. Ну, так что ж, Стабб, умница
Стабб, – это мой титул, – что же с того, Стабб? В общем-то, дело
ясное. Мне неизвестно толком, чем всё это кончится, но что бы там ни было, я
иду навстречу концу смеясь. Как посмотришь, до чего же уморительные все эти
будущие ужасы! Смешно, ей-богу! Тра-лала! Ха-ха-ха! Что-то поделывает сейчас
дома моя сочная ягодка? Выплакала свои глазки? Или же угощает винцом
возвратившихся из плавания гарпунёров и веселится, что твой вымпел на ветру?
Вот и я тоже веселюсь – трала-ла! Ха-ха-ха! Эх!..
Эх,
с весёлой душой, ну-ка, выпьем с тобой
За
радость любви быстролётной,
Как
вина глоток, как вон тот пузырёк,
Что
в кубке всплывает – и лопнет.
Славный
куплет! Кто там зовёт меня? Мистер Старбек? Слушаюсь, сэр! (в сторону):
Он моё начальство, но и над ним, если не ошибаюсь, тоже кое-кто есть. Иду, сэр,
вот сейчас только ещё разок подтяну – вот и всё – иду, сэр!
Глава XL. Полночь на
баке
Гарпунёры
и матросы.
(Поднимается
фок, и теперь видна ночная вахта – на баке в самых различных позах стоят,
сидят, лежат люди; все хором поют.)
Прощайте,
красотки-испанки!
Прощайте,
испанки, навсегда!
Капитан
дал приказ…
1-й
матрос с Нантакета.
Эй, ребята, что
это вы тоску наводите? Только животы расстраиваете. Ну-ка, подтягивайте для
бодрости! (Поёт и все подхватывают.)
Глядит
со шканцев капитан
В
подзорную трубу,
А
в море кит пустил фонтан –
Благословим
судьбу!
Спускай
вельботы поскорей,
Дружней
гребите, люди!
Добычей
нам монарх морей
Всенепременно
будет!
Веселей,
молодцы! Подналяжем – Эхой!
Укокошил
кита наш гарпунщик лихой!
Голос
старшего помощника со шканцев.
Эй, на баке! Пробить восемь склянок!
2-й
матрос с Нантакета.
Помолчите, вы!
Восемь склянок; слышишь, малый? Эй, Пип, пробей-ка восемь раз в свой колокол,
черномазый! А я пойду подыму подвахтенных. У меня для такого дела глотка как
раз подходящая. Как гаркну – что твоя пушка! Ну-ка, ну-ка (просовывает
голову в люк). Первая вахта! Эхой, ребята! Восемь склянок пробили!
По-ды-майсь!
Матрос
голландец.
Ну и здоровы же
они сегодня спать, приятель. Это всё вино старого Могола, я так считаю. Одних
оно насмерть глушит, другим жару поддаёт. Мы вот поём; а они спят, да ещё как!
Завалились, чисто колоды. Ну-ка, угости их ещё разок! Вот тебе брандспойт –
кричи в него. Им красотки снятся, вот расставаться и неохота. Крикни, что пора
воскреснуть; пусть поцелуются напоследок и являются на Страшный Суд. Ну-ка,
ну-ка. Вот это так гаркнул! Да-а, у тебя глотка амстердамским маслом не
испорчена.
Матрос
француз. Знаете что, ребята? Давайте-ка
спляшем с вами джигу, прежде чем бросать якорь в Постельной Гавани. Согласны? А
вот и новая вахта. Становитесь-ка все! Пип! Малый! Тащи сюда свой тамбурин!
Пип
(недовольный
и сонный). Да не
знаю я, куда он делся.
Матрос
француз. Ну так колоти в своё брюхо да
хлопай ушами! Спляшем, братцы! Повеселимся вволю! Ур-ра! Чёрт меня подери, кто
не хочет с нами плясать? Давай, ребята, становись гуськом, скачи да притопывай!
Выше ноги! Шевелись!
Матрос
исландец.
Мне, брат, такой
пол не подходит; он под ногой поддаётся. Ты уж меня извини, что я тебя
расхолаживаю, только я привык танцевать на льду.
Матрос
мальтиец.
И меня, брат,
уволь. Какая же пляска без девушек? Только последний дурак станет пожимать себе
правой рукой левую и приговаривать: «Здравствуйте». Нет, мне так подавай
девушек!
Матрос
сицилиец.
Вот-вот.
Девушек! И чтоб лужайка была! – тогда я готов прыгать хоть до утра, не
хуже кузнечика.
Матрос
с Лонг-Айленда.
Ладно, ладно,
привередники, мы и без вас обойдёмся. Жни, где можешь, говорю я. Вот сейчас
соберём мы ногами обильную жатву. А вот и музыка. Ну, начали!
Матрос
с Азорских островов
(появляется в люке с тамбурином в руках). Держи-ка, Пип. И вот тебе вымбовки от шпиля.
Полезай вот сюда! Ну, ребята, пошли! (Половина из них пляшет под тамбурин;
некоторые спускаются в кубрик; другие валяются на палубе среди снастей; кое-кто
уснул. Звучит смачная ругань.)
Матрос
с Азорских островов
(танцуя). Давай-давай, Пип! Бей сильнее,
малый! Бей веселей, колоти, не жалей! Чтобы искры летели! Чтобы все бубенцы
повысыпались!
Пип. Они и так сыплются. Вот ещё один
оторвался – разве можно так сильно колотить?
Матрос
китаец. Тогда зубами брякай да стучи
громче. Сделайся пагодой, Пип!
Матрос
француз. Веселись как чёрт! Ну-ка, подыми
свой обруч, Пип, я через него прыгну! Эй, лопни все паруса! Рви! Жги!
Тэштиго
(спокойно
курит). Вот это
белые люди называют весельем. Гм! Я лично пот проливать понапрасну не стану.
Старый
матрос с острова Мэн.
Пляшут здесь эти
весёлые ребята, а думают ли они о том, что находится у них под каблуками? «Я
ещё спляшу на твоей могиле» – что может быть страшнее этой угрозы, которую
крикнет иной раз нам вслед уличная тварь на перекрёстке, где она борется с
ночным ветром. Господи! Как подумаешь о позеленевших подводных флотилиях, о
грудах увитых водорослями черепов! Ну что ж. Видно, весь мир – это бал, как
говорят люди учёные; значит, так и надо, чтобы все плясали. Пляшите, пляшите,
ребята, пока вы молоды. Был когда-то молод и я.
3-й
матрос с Нантакета.
Уф,
передышка! – да, это потяжелее, чем выгребать в штиль за китом. Дай-ка
затянуться, Тэштиго. (Они перестают плясать и собираются кучками. Между тем
небо нахмурилось; усилился ветер.)
Матрос
индус. О Брама! Видно, сейчас нам
прикажут убирать паруса, ребята. Небеснорожденный полноводный Ганг,
оборотившийся ветром! Ты явил нам своё тёмное чело, о Шива!
Матрос
мальтиец (развалясь на палубе и помахивая
зюйдвесткой).
Глядите, а теперь и волны – в белоснежных чепчиках – принимаются плясать джигу.
Сейчас начнут скакать. Вот если бы все волны были женщинами, я б тогда с
радостью, мы бы уж наплясались вместе с ними вдоволь. Разве может быть что
лучше на свете, – даже царствие небесное, – чем когда мелькают в
танце разгорячённые пышные груди, когда прикрывают скрещённые руки такие спелые
сочные гроздья!
Матрос
сицилиец (приподнявшись на локте). Ох, не говори мне об этом!
Помнишь, а? на лету переплетаются руки и ноги, покачиваются гибко, в смущении
трепещут! Уста к устам, сердце к сердцу, бедро к бедру! Всему есть пища:
мимолётное касание. А отведать нельзя, не то наступит пресыщение. Верно, ты,
язычник? (Толкает того локтем.)
Матрос
таитянин (лёжа на циновке). Благословенна будь святая
нагота наших танцовщиц! Хива-Хива! О ты, окутанный туманным покрывалом,
высокими пальмами поросший Таити! Вот и сейчас я отдыхаю на твоей циновке, но
уж нет подо мной твоей мягкой почвы! Я видел, как плели тебя в лесу, циновка!
Ты была зелёной в тот день, когда я принёс тебя из лесу; а теперь ты вытерлась
и пожухла. Горе нам! Ни ты, ни я, мы не можем снести такой перемены! Что же
будет с нами, когда мы очутимся на небе? Но что я слышу? Так ревут бешеные
потоки, низвергаясь по утёсам с вершины Пирохити и затопляя селения! Вот так
рвануло! Встанем во весь рост навстречу ветру! (Вскакивает на ноги.)
Матрос
португалец.
С какой силой
ударяют в борт волны! Готовься, ребята, сейчас будем брать рифы! Ветры только
ещё скрестили шпаги, а теперь вот начнётся самая схватка.
Матрос
датчанин.
Потрескивай,
поскрипывай, старая посудина! Покуда ты скрипишь, ты жива. Молодчина! Старший
помощник направил тебя как надо. Он испугался не больше, чем форт, поставленный
у входа в Каттегат, чтобы воевать против Балтики пушками, у которых на исхлёстанных
штормами жерлах запеклась морская соль!
4-й
матрос с Нантакета.
Да, только и он
ведь исполняет приказ. Я слыхал, как старый Ахав учил его всегда резать шквал –
вроде как палят из пушки по водяному смерчу, – прямо ударить судном шквалу
в самое сердце!
Матрос
англичанин.
Вот это я
понимаю! Да, наш старик – парень что надо. Уж мы ему добудем этого кита!
Все. Верно! Верно!
Старый
матрос с острова Мэн.
Ух, как дрожат
наши три сосны! Сосна труднее другого дерева приживается на чужой почве, а
здесь у нас только и есть почвы, что бренная матросская плоть – тлен да прах.
Было прахом – будет прахом. Эй, рулевой! Крепче держи руль! В такую погодку
разрываются храбрые сердца на берегу и раскалываются в море крутоносые корабли.
Взгляни-ка, ребята, у нашего капитана есть родимое пятно, а вон там, в небе,
другое такое же: вон, вон светится бледным светом, а кругом-то всё чёрно, хоть
глаз выколи.
Дэггу. Ну так что ж? Кто боится чёрного,
тот боится меня! Я сам вырублен из цельного куска черноты!
Матрос
испанец (в сторону). Опять он кичится своей силищей.
А тут ещё старая обида гложет мне сердце (подходит к Дэггу). Что верно,
то верно, гарпунщик, твоя раса – это чёрное пятно на человеческом роде, чернее
дьявола, не в обиду тебе будь сказано.
Дэггу
(зловеще). Меня не обидишь.
Матрос
из Сант-Яго.
Испанец спьяну
ума лишился. Да только откуда бы? Выходит, у него в голове жидкое пламя нашего
старого Могола не сразу расходилось.
5-й
матрос с Нантакета.
Что это
сверкнуло? Верно, молния?
Матрос
испанец. Да нет, это Дэггу оскалил зубы.
Дэггу
(бросается
на него). А ты у
меня сейчас все свои зубы проглотишь, мелюзга! Белая шкура – бледная немочь!
Матрос
испанец (не отступая). Ох, с каким же удовольствием я
всажу в тебя нож! Каланча трусливая!
Все.
Дерутся! Дерутся!
Тэштиго
(выпуская
дым). Внизу
драка и наверху драка, там боги, тут люди, любят пошуметь – и те и другие!
Пуф-ф!
Матрос
из Белфаста.
Драка! Ур-ра!
Святая дева, драка! Бей его!
Матрос
англичанин.
По правилам!
Отберите у испанца нож! В круг, становитесь в круг!
Старый
матрос с острова Мэн.
Стали в круг,
как по команде. Вот оно, кольцо горизонта! В этом кольце Каин поразил Авеля.
Отличная работа, правильная работа! А если нет, то для чего же ты, бог, создал
это кольцо?
Голос
старшего помощника со шканцев.
Марсовые к вантам! Убрать брамсели и бом-брамсели! Взять рифы у марселей!
Все. Шквал! Шквал идёт! Живей,
красавцы! (Разбегаются.)
Пип
(в страхе
забился под шпиль).
Красавцы? Хороши красавцы, господи спаси! Трах-бах! это кливер-леер лопнул.
Бум-бах! Господи! Забейся поглубже, Пип, это спускают бом-брам-рей. Здесь ещё
пострашнее, чем под Новый год в лесу во время бури! Разве тут хватит духу
лазить за каштанами? А вот они лезут и ругаются на чём свет стоит, а я сижу
здесь. Им же лучше, они уже на полдороге к небесам. Держись крепче! Ух ты! Ну и
шквал! Но эти люди, они ещё пострашнее – хуже белых штормовых валов. Белые
валы, Белый Кит – чур меня, чур! Послушал я тут, как они толковали о белом
ките, – чур, чур меня! – вот только недавно, нынче вечером, а уж меня
всего трясёт, не хуже, чем мой тамбурин. Этот старый аспид заставил всех
поклясться, что они с ним заодно. О, большой белый бог где-то там в тёмной
вышине, смилуйся над маленьким чёрным мальчиком здесь внизу, спаси его от всех
этих людей, у которых не хватает духу бояться!
|
