Глава XXI. Прибытие на
борт
Было
около шести часов, но серая, туманная заря ещё только занималась, когда мы
вошли на пристань.
– По-моему,
там впереди бегут какие-то матросы, – сказал я Квикегу. – Не тени же
это. Видно, мы отплываем с восходом. Пошли скорей!
– Стойте! –
раздался голос, принадлежавший человеку, который незаметно подошёл к нам сзади,
положил каждому руку на плечо и, протиснувшись между нами, стоял теперь, чуть
подавшись вперёд и переводя с Квикега на меня непонятный, пристальный взгляд.
Это был Илия.
– Идёте
на корабль?
– Эй,
вы, руки прочь, слышите? – сказал я.
– Твоя
ходи вон, – сказал Квикег, стряхивая с плеча его руку.
– Так
вы не на корабль идёте?
– Нет,
на корабль, – ответил я. – Но вам-то какое дело? Да знаете ли, мистер
Илия, что вы, по-моему, изрядный невежа?
– Нет,
нет, этого я не знал, – проговорил Илия, медленно и удивлённо переводя с
меня на Квикега свой непостижимый взор.
– Илия, –
сказал я тогда, – вы очень обяжете моего друга и меня, если немедленно
удалитесь. Мы отправляемся в Индийский и Тихий океаны и предпочли бы, чтобы нас
не задерживали.
– Вот
как? А вы вернётесь к завтраку?
– Квикег,
он помешанный, – говорю я. – Идём.
– Эге-гей! –
окликнул нас Илия, когда мы отошли от него на несколько шагов.
– Не
обращай на него внимания, Квикег, идём скорей.
Но он
опять незаметно нагнал нас и, неожиданно ударив меня ладонью по плечу, спросил:
– А
вам не показалось, будто на судно только что прошли вроде какие-то люди?
Остановленный
этим простым и ясным вопросом, я ответил:
– Да,
я как будто бы видел четверых или пятерых людей, но очень смутно, так что утверждать
не стану.
– Да,
очень смутно, очень смутно, – повторил Илия. – Прощайте.
Мы опять
расстались с ним, и опять он неслышно нагнал нас и, ещё раз тронув меня за плечо,
сказал:
– А
вот найдёте ли вы их теперь, как вы думаете?
– Кого?
– Прощайте
же. Прощайте! – повторил он в ответ и зашагал было прочь. – Ах да! Я
только собирался предупредить вас… но это не имеет значения, это всё одно и то
же, дело семейное… сильный мороз сегодня, а? Будьте же здоровы. Мы с вами
теперь, наверно, не скоро увидимся, разве только перед Судебными
Властями, – и с этими бессмысленными словами он наконец удалился,
повергнув меня в немалое недоумение своей неистовой дерзостью.
Когда мы
ступили наконец на борт «Пекода», нас встретила глубокая тишина – не слышно и
не видно было ни души. Дверь капитанской каюты была заперта изнутри, люки все
задраены и завалены сверху бухтами канатов. Мы прошли на бак и здесь увидели
один незакрытый люк. Снизу шёл свет. Мы спустились, но там нашли только старика
такелажника, закутанного в драный матросский бушлат. Он лежал ничком,
уткнувшись носом в согнутые руки и во всю длину вытянувшись на двух сдвинутых
сундуках. Глубочайший сон сковал его.
– Как
ты думаешь, Квикег, куда могли деться те матросы, которых мы видели? –
спросил я, в растерянности глядя на спящего.
Но
Квикег на пристани ничего не заметил, и теперь я готов был и сам счесть всё это
оптическим обманом, если бы только не Илия со своим таинственным вопросом. Но я
подавил в себе тревожное чувство и, снова указав на спящего, шутливо заметил
Квикегу, что нам с ним, пожалуй, лучше всего остаться тут и сторожить тело, так
что пусть он устраивается поудобнее. Он положил ладонь спящему на зад, словно испытывая,
достаточно ли тут мягко, а затем без лишних слов спокойно уселся сверху.
– Господи!
Квикег, не садись так, – сказал я.
– А
что? – возразил Квикег. – Совсем удобный место. Моя остров всегда так
сидят. А лицо всё равно будет целый.
– Лицо! –
удивился я. – Ты называешь это лицом! Ну что ж, выражение у него очень
благожелательное. Но погляди, как тяжело он дышит, он просто весь вздымается.
Слезай скорей, Квикег, ты слишком тяжёл, не к лицу тебе так обращаться с лицом
бедного человека. Слезай, Квикег! Смотри, он тебя сейчас сбросит. И как это он
до сих пор не проснулся?
Квикег
слез, устроился на сундуке у самой головы спящего и разжёг свой томагавк. Я
уселся у старика в ногах. И, наклоняясь над ним, мы стали передавать друг другу
трубку. Покуда мы так сидели, Квикег в ответ на мой вопрос рассказал мне на
своём ломаном языке, что у него на родине, где совершенно отсутствуют какие бы
то ни было диваны и пуфы, цари, вожди и прочие великие люди обыкновенно
раскармливают для роли оттоманок представителей низших сословий; так что, желая
обставить дом с комфортом, вы можете купить восемь-десять лежебок и расположить
их по своему вкусу в простенках и нишах; да и для прогулок это очень удобно,
гораздо удобнее, чем садовый стульчик, который складывается в тросточку, –
в случае надобности вождь подзывает к себе слугу и повелевает ему изобразить из
своей особы диван где-нибудь под развесистым деревом, растущим, быть может, в
сыром болотистом месте.
Каждый
раз, когда я передавал Квикегу томагавк, он, не прерывая повествования,
взмахивал острым концом над самой головой спящего.
– Для
чего это ты делаешь, Квикег?
– Очень
просто убивал. О! Очень просто!
И он
погрузился в бурные воспоминания, навеянные трубкой-томагавком, которая, как можно
было понять, в своей двойственной сущности не только дарила утешение его душе,
но и раскраивала черепа его врагов; но тут наше внимание было наконец
привлечено к спящему. Густой табачный дым доверху наполнил тёмное помещение, и
это возымело на него своё действие. Сначала он стал дышать как-то особенно
тяжко, потом у него, видимо, в носу защекотало, тогда он перевернулся раза два
и наконец сел и протёр глаза.
– Эй,
вы, курильщики, – едва продохнул он. – Вы кто такие?
– Мы
из команды, – ответил я. – Когда отплываем?
– Ах
вот как. Идёте, значит, на «Пекоде»? «Пекод» отплывает сегодня. Ночью капитан
приехал.
– Какой
капитан? Ахав?
– Ну,
а какой же?
Я
собирался задать ему ещё несколько вопросов относительно Ахава, но в это время
на палубе послышался шум.
– Эге,
Старбек хозяйничает, – сказал старик. – Боевой у вас старший
помощник. Хороший человек и набожный. Но, вижу, все уже проснулись. Пора и
мне. – Сказав это, он поднялся на палубу, и мы последовали за ним.
Солнце
уже вставало, было совсем светло. Вскоре начал собираться экипаж; матросы прибывали
по двое, по трое; такелажники трудились вовсю, помощники капитана энергично
взялись за дело; разные люди всё время подвозили с берега всевозможные
последние мелочи. Один только капитан Ахав по-прежнему оставался невидимым под
тёмными сводами капитанской каюты.
|
