Письмо 119
От госпожи де Розмонд к президентше де Турвель
Хотя боли мои еще не прекратились, красавица моя, пытаюсь
все же писать вам собственноручно, чтобы мне можно было поговорить с вами о
том, что вас так занимает. Племянник мой по-прежнему погружен в мизантропию. Он
неизменно справляется о моем здоровье, но сам ни разу не зашел узнать о нем,
хотя я и велела просить его зайти; я вижу его не больше, чем если бы он
находился в Париже. Сегодня утром, однако, я встретилась с ним в месте, где
никак не думала его увидеть: в своей домашней часовне, куда я сошла впервые
после того, как начался мучительный мой припадок. Сегодня я узнала, что уже в
течение четырех дней он не пропускает мессы. Дал бы бог, чтобы так
продолжалось!
Когда я вошла в часовню, он подошел ко мне и очень сердечно
поздравил меня с улучшением здоровья. Так как служба началась, я прервала
разговор, рассчитывая затем возобновить его, но племянник мой исчез до того,
как я смогла к нему приблизиться. Не скрою от вас, что, на мой взгляд, он
несколько изменился. Но, красавица моя, не предавайтесь чрезмерному
беспокойству и не заставляйте меня раскаяться в моем доверии к вашему разуму, а
главное, будьте уверены, что я предпочла бы огорчить вас, чем обмануть.
Если племянник мой будет по-прежнему так же отчужден от
меня, я, как только мне станет лучше, пойду повидаться с ним в его комнату и
постараюсь выяснить причину этого странного наваждения, к которому, я думаю, вы
несколько причастны. Все, что мне удастся узнать, я вам сообщу. А сейчас
покидаю вас: нет больше сил шевелить пальцами. К тому же, если Аделаида узнает,
что я писала, она будет бранить меня весь вечер. Прощайте, моя красавица.
Из замка ***, 20 октября 17...
Письмо 120
От виконта де Вальмона к отцу Анельму (в монастырь Фельянов на улице
Сент-Оноре)
Я не имею чести быть вам известным, сударь, но знаю, какое
безграничное доверие питает к вам госпожа президентша де Турвель, и знаю также, как глубоко это доверие
обосновано. Поэтому я решаюсь, не боясь показаться
нескромным, обратиться к вам с просьбой об услуге весьма
существенной и, поистине, достойной вашего святого
служения, в которой к тому же госпожа де Турвель
заинтересована так же, как и я сам.
В моих руках имеются важные касающиеся ее документы, которые
я не должен и не хочу передавать ей через посредников, — только в ее
собственные руки. У меня нет никакой возможности известить ее об этом, так как
по причинам, которые, быть может, известны вам непосредственно от нее, но о
которых, мне кажется, я не имею права сообщать вам, она приняла решение
отказаться от какой бы то ни было переписки со мною. Решение это — охотно
признаюсь — я в настоящее время не мог бы осудить, ибо она не могла предвидеть
событий, которых сам я отнюдь не ожидал и в которых мы вынуждены признать
вмешательство сил более могущественных, чем силы человеческие.
Итак, прошу вас, сударь, сообщить ей новые мои намерения и
ходатайствовать перед нею о назначении мне, ввиду особых обстоятельств, личного
свидания. Тогда я смог бы отчасти искупить мою вину перед нею мольбой о
прощении и в качестве последней жертвы уничтожить на ее глазах единственные
сохранившиеся свидетельства моей ошибки или проступка, в котором перед нею
повинен.
Лишь после этого предварительного искупления осмелюсь я
повергнуть к ногам вашим постыдное признание в длительных заблуждениях и
умолять вас о посредничестве в примирении еще гораздо более важном и, к
несчастью, гораздо более трудном. Могу ли я надеяться, сударь, что вы не
откажете мне в помощи, столь насущной и столь для меня драгоценной, и что вы
соизволите поддержать мою слабость и направите стопы мои по новому пути,
которого я пламенно жажду, но — признаюсь в этом, краснея от стыда, — сам
отыскать не способен!
Ожидаю вашего ответа с нетерпением человека, кающегося и
стремящегося загладить содеянное им, и прошу принять уверения в признательности
и глубоком почтении вашего покорнейшего слуги и проч.
P.S. Предоставляю вам право, сударь, если вы найдете
нужным, дать это письмо полностью прочесть госпоже де Турвель, которую я буду
считать долгом своим уважать всю жизнь и в чьем лице я не перестану чтить ту,
кого небо избрало своим орудием, чтобы вернуть мою душу на стезю добродетели, явив
мне трогательное зрелище ее души.
Из замка ***, 22 октября 17...
|
