Письмо 162
От кавалера Дансени к виконту де Вальмону
Мне стало известно, милостивый государь, о том, как вы со
мною поступили. Знаю я также, что, не довольствуясь тем, что вы так гнусно
провели меня, вы не стесняетесь громогласно похваляться этим. Я видел
написанное вашей рукою признание в совершенном вами предательстве. Признаюсь,
сердце мое было глубоко уязвлено, и мне стало стыдно, что я сам некоторым
образом способствовал вам в гнусном злоупотреблении моей слепой доверчивостью.
Однако я не завидую этому постыдному преимуществу: мне только любопытно знать,
во всем ли вы будете иметь надо мной подобное превосходство. И я узнаю об этом,
если, как я надеюсь, вы соблаговолите быть завтра между восемью и девятью утра
у ворот Венсенского леса близ деревни Сен-Манде. Я позабочусь о том, чтобы там
имелось все необходимое для тех объяснений, которые мне остается от вас
получить.
Париж, 6 декабря 17.., вечером.
Кавалер Дансени.
Письмо 163
От господина Бертрана к госпоже де Розмонд
С глубочайшим прискорбием выполняю я печальную обязанность
сообщить вам новость, которая причинит вам столь жестокое горе. Разрешите мне
сперва призвать вас к той благочестивой покорности воле провидения, которая в
вас так часто всех восхищала и лишь благодаря которой мы можем переносить
бедствия, усеивающие наш горестный жизненный путь.
Господин ваш племянник (боже мой, почему должен я причинить
столь мучительную боль такой почтенной даме?), господин ваш племянник имел
несчастье пасть сегодня утром в поединке с господином кавалером Дансени. Мне
совершенно неизвестна причина их ссоры, но, судя по найденной мною в кармане
господина виконта записке, которую я имею честь вам препроводить, он, по всей
видимости, не является зачинщиком. А по воле всевышнего пасть суждено было ему!
Я находился в особняке господина виконта и дожидался его
возвращения как раз, когда его привезли домой. Можете представить себе мой
ужас, когда я увидел, как господина вашего племянника, залитого кровью, несут
двое его слуг. Он получил две глубокие раны шпагой и был уже очень слаб.
Господин Дансени находился тут же, и притом даже плакал. Ах, конечно, ему
подобает плакать, но не поздно ли проливать слезы, когда уже совершено
непоправимое зло?
Что до меня, то я не мог совладать с собой, и хотя я и
маленький человек, а высказал ему все, что по этому поводу думаю. Но тут-то
господин виконт и проявил истинное величие души. Он велел мне замолчать, взял
за руку того, кто стал его убийцей, назвал его своим другом, поцеловал его при
всех и всем нам сказал: «Приказываю вам относиться к этому господину со всем
почтением, какого заслуживает благородный и доблестный человек». Вдобавок он
велел передать ему в моем присутствии объемистую пачку бумаг, содержание
которых мне неизвестно, но которым, насколько я знаю, он придавал огромное
значение. Затем он пожелал, чтобы их на минуту оставили одних. Между тем я
тотчас же велел послать за помощью, как духовной, так и мирской. Но, увы,
состояние его оказалось роковым. Не прошло и получаса, как господин виконт уже
потерял сознание. Над ним успели только совершить соборование и едва обряд
окончился, как он испустил дух.
Боже правый! Когда при его рождении я принял на руки эту
драгоценную опору столь славного дома, мог ли я предвидеть, что он скончается
на моих руках и мне придется оплакивать его смерть? Смерть — столь
преждевременную и злосчастную! Слезы невольно льются из моих глаз. Прошу у вас
прощения, сударыня, за то, что осмеливаюсь смешивать таким образом мое горе с
вашим. Но в любом сословии люди имеют сердце и чувства, и я был бы очень
неблагодарным, если бы не оплакивал всю жизнь господина, проявлявшего ко мне
такую доброту и оказывавшего мне такое доверие.
Завтра, после выноса, я все опечатаю, и в этом отношении вы
можете на меня всецело положиться. Вам небезызвестно, сударыня, что горестное
это событие делает ваше завещание недействительным и предоставляет вам
свободный выбор наследника. Если я смогу быть вам полезным, прошу вас
соизволить сообщить мне ваши распоряжения: я приложу все свои старания к тому,
чтобы выполнить их точнейшим образом.
Остаюсь с глубочайшим уважением, сударыня, вашим
покорнейшим... и проч.
Бертран.
Париж, 7 декабря 17...
|
