 Увеличить |
Письмо 144
От виконта де Baльмона к маркизе де Мертей
Вчера в три часа пополудни, прелестный мой друг, потеряв в
ожидании известий терпение, я явился к покинутой
прелестнице; мне сказали, что ее нет дома. Усмотрев в этой фразе только отказ
принять меня, чем я не был ни удивлен, ни задет, я удалился в надежде, что мое
появление вынудит столь учтивую женщину удостоить меня хотя бы одним ответным
словом. Мне так хотелось получить его, что я нарочно зашел домой около
девяти часов вечера, но так ничего и не нашел. Удивленный этим
молчанием, которого отнюдь не ожидал, я послал своего егеря за новостями и
поручил ему узнать, уж не умерла ли эта чувствительная особа или, быть может,
умирает? Словом, когда я окончательно вернулся домой, он сообщил мне, что
госпожа де
Турвель действительно уехала в одиннадцать утра в сопровождении
горничной, что везти себя она велела в монастырь *** и в семь часов вечера
отослала обратно карету и своих людей, велев передать, чтобы дома ее не ждали.
Разумеется, это полное соблюдение приличий. Монастырь — лучшее убежище для
вдовы. И если она станет упорствовать в столь похвальном намерении, я смогу
прибавить ко всему, чем я ей уже обязан, еще и огласку, которую несомненно
получит это приключение.
Я ведь не так давно говорил вам, что, вопреки всем вашим
тревогам, возвращусь на сцену большого света лишь в ореоле новой славы. Пусть
же они покажутся, строгие критики, обвинявшие меня в том, что я поддался
мечтательной и несчастной любви, пусть они похвалятся более стремительным и
блестящим разрывом, нет — пусть они сделают больше и предстанут в качестве
утешителей, тропа для них проторена. Так вот, пусть они решатся сделать хотя бы
один шаг на том пути, который я прошел до конца, и если хоть один из них
добьется малейшего успеха, я уступлю им пальму первенства. Но все они на
собственном опыте узнают, что, когда я берусь за что-нибудь основательно,
оставленное мною впечатление неизгладимо. А уж это впечатление будет таковым, и
если подле этой женщины у меня появится счастливый соперник, я сочту все свои
прежние победы за ничто. Решение, которое она приняла, конечно, льстит моему
самолюбию, но мне досадно, что она нашла в себе достаточно силы, чтобы так
отдалиться от меня. Значит, между нами могут быть не только те препятствия,
которые поставил бы я сам! Как, если бы я захотел снова сблизиться с нею, она
могла
бы не захотеть? Что я говорю? Она могла бы не испытывать такого
желания? Не считать нашей близости высшим для себя блаженством? Да разве так
любят? И вы полагаете, прелестный друг мой, что я должен это
стерпеть? Разве не смог бы я, например, и
разве не было бы лучше попытаться вернуть эту женщину к мысли о
возможности примирения, которое всегда желанно, пока есть надежда? Я мог бы
сделать такую попытку, не придавая этому особого значения, и, следовательно, не
вызывая у вас каких-либо сомнений. Напротив! Это был бы опыт, проведенный нами
совместно, и даже если бы он удался, то явился бы только лишним поводом
вторично принести по вашему повелению жертву, которая вам как будто показалась
угодной. А теперь, прелестный друг мой, мне остается только получить за нее
награду, и единственное, чего я желаю, — это ваше возвращение. Вернитесь же
поскорее к своему возлюбленному, к своим забавам, к своим друзьям и к
дальнейшим приключениям.
Приключение с малюткой Воланж приняло отличнейший оборот.
Вчера, когда беспокойство не давало мне усидеть на одном месте, я, побывав в
самых различных местах, забежал и к госпоже де Воланж. Вашу подопечную я нашел
уже в гостиной: она была еще в туалете больной, но уже на пути к полному
выздоровлению и от этого еще более свежая и привлекательная. Вы, женщины, в
подобном случае целый месяц валялись бы в шезлонге. Честное слово, да
здравствуют девицы! Эта, по правде говоря, вызвала во мне желание узнать,
завершено ли выздоровление.
Должен еще сообщить вам, что беда, случившаяся с девочкой,
едва не свела с ума вашего чувствительного Дансени. Сперва от горя, теперь — от
радости. Его Сесиль была больна! Вы сами понимаете, что от такой беды
голова пойдет кругом. Трижды в день он посылал за новостями, и не проходило
дня, чтобы он не явился лично. Наконец, он написал мамаше витиеватое послание с
просьбой разрешить поздравить ее с выздоровлением столь дорогого ее сердцу
создания. Госпожа де Воланж изъявила согласие, и я застал молодого человека
водворившимся на прежних основаниях, — недоставало лишь
непринужденности, на которую он пока не решался.
Эти подробности я узнал от него самого, ибо вышел от них
вместе с ним и вызвал его на разговор. Вы и представить себе не можете, какое
воздействие оказал на него этот визит. Его радость, желания, восторги —
непередаваемы. Я же такой любитель сильных переживаний, что окончательно вскружил
ему голову, пообещав, что очень скоро устрою ему возможность увидеть его
красотку еще ближе.
И правда, я решил передать ему ее, как только завершу свой
опыт. Ибо я хочу целиком посвятить себя вам. И потом — стоило ли вашей
подопечной стать моей ученицей, если ей предстояло бы обманывать лишь своего
мужа? Высшее достижение — изменить любовнику, притом первому своему любовнику!
Ибо я не могу упрекнуть себя в том, что произнес слово любовь.
Прощайте, прелестный друг мой. Возвращайтесь как можно
скорее упиться вашей властью надо мною, получить от меня выражение преданности
и уплатить мне положенную награду.
Париж, 28 ноября 17...
|
