 Увеличить |
Письмо 156
От Сесили Воланж к кавалеру Дансени (приложено к предыдущему)
Как это получилось, милый друг мой, что я перестала видеть
вас, когда желать этого не перестаю? Или вам уже хочется этого не так, как мне?
Ах, вот теперь-то мне и становится грустно. Гораздо грустнее, чем когда мы были
совсем разлучены. Горе, которое мне раньше причиняли другие, теперь причиняете
вы, и от этого мне еще больнее.
Вот уже несколько дней, как мама совсем не бывает
дома, — вы это отлично знаете, — и я надеялась, что вы
попытаетесь воспользоваться выпавшей нам случайно свободой. Но вы обо мне даже
и не думаете. Я очень несчастна! А вы еще уверяли меня, что из нас двоих я
люблю меньше! Я-то знала, что дело обстоит как раз наоборот, и вот тому
доказательство. Если бы вы пришли повидаться со мной, то и повидались бы, ибо я
ведь не такая, как вы, — я думаю лишь о том, как бы нам быть вместе. Вы
заслуживаете, чтобы я не сказала вам ни слова обо всем, что я для этого сделала
и каких трудов мне это стоило. Но я вас слишком люблю, и мне до того хочется
видеть вас, что я не могу не сказать вам этого. Потом-то я уж смогу убедиться,
любите ли вы меня по-настоящему.
Я постаралась переманить на нашу сторону швейцара, — он
обещал мне, что каждый раз, как вы будете приходить, он станет впускать вас
так, словно и не видит, и мы можем вполне довериться ему, — он человек
очень честный. Значит, теперь надо только стараться, чтобы никто не увидел вас
в доме, а это вовсе не трудно, если приходить только вечером и когда можно не
опасаться, что с кем-нибудь встретишься. Вот, например, мама: с тех пор как она
ежедневно уходит из дому, она ложится спать каждый день в одиннадцать часов;
времени у нас будет достаточно.
Швейцар сказал мне, что, когда вы захотите прийти таким
образом, вам надо будет, вместо того чтобы стукнуть в дверь, постучаться в
окошко, и он вам тотчас же ответит. Дальше вы уж сами найдете боковую лестницу,
а так как вам нельзя будет иметь при себе свечи, я оставлю дверь своей комнаты
приоткрытой — это немного осветит вам дорогу. Будьте осторожны, не шумите,
особенно проходя мимо маленькой двери в мамину комнату. У комнаты моей
горничной это не так важно; она обещала мне не просыпаться; она тоже славная
девушка! Уходить будете точно так же. Теперь посмотрим, придете ли вы ко мне.
Боже мой, почему у меня так бьется сердце, когда я вам пишу!
Неужели со мной приключится какая-нибудь беда; или меня взволновала надежда
увидеть вас? Но одно я чувствую: никогда еще я вас так сильно не любила и
никогда еще так сильно не хотела сказать вам это. Приходите же, мой друг, мой
милый друг, чтобы я сто раз повторила вам, что люблю вас, обожаю, что никогда
никого, кроме вас, не полюблю.
Мне удалось дать знать господину де Вальмону, что мне надо
ему кое-что сказать, и он такой хороший друг, что, наверно, завтра придет, и я
попрошу его тотчас же передать вам мое письмо. Итак, я буду ждать вас завтра
вечером, а вы непременно придете, если не хотите, чтобы ваша Сесиль очень
страдала.
Прощайте, милый друг, целую вас от всего сердца.
Париж, 4 декабря 17... вечером.
Письмо 157
От кавалера Дансени к виконту де Вальмону
Не сомневайтесь, любезный виконт, ни в моем чувстве, ни в
моих поступках: как мог бы я устоять перед желанием моей
Сесили? Ах, ее и только ее
люблю я по-настоящему. Простодушие и нежность ее полны для меня
очарования, от которого по слабости я мог отвлечься, но которого ничто никогда
не затмит. Сам того не заметив, если можно так выразиться, я увлекся другим
приключением, но воспоминание о Сесили часто смущало меня в минуты сладчайших
утех. И, может быть, сердце мое никогда не было полно более подлинного
чувства к ней, чем в тот самый миг, когда я изменил ей. Однако,
друг мой, пощадим чувствительность моей Сесили и скроем от нее мои прегрешения,
не для того, чтобы ввести ее в обман, а для того,
чтобы не огорчить. Счастье Сесили — самое пламенное мое желание,
никогда не простил бы я себе ни одной провинности, которая стоила бы ей хоть
одной слезинки.
Понимаю, что вполне заслужил ваши шутки по поводу того, что
вы называете моими новыми правилами, но можете мне поверить: не ими
руководствуюсь я в данный момент и решил с завтрашнего же дня доказывать это. Я
приду к той, кто явилась причиной моего заблуждения и сама разделила его,
покаюсь перед нею, скажу ей: «Читайте в моем сердце: оно полно к вам нежнейшей
дружбы, а дружба в сочетании с желанием так похожа на любовь!.. Оба мы
ошиблись; но если я могу впасть в заблуждение, то не способен на вероломство».
Я знаю своего друга: она так же прямодушна, как и снисходительна, она не только
согласится со мною, она меня простит. Она сама часто упрекала себя за то, что
изменила дружбе, часто щепетильность ее отпугивала любовь; более умудренная,
чем я, она укрепит в моем сердце спасительный страх, который я дерзновенно
стремился заглушить в нем. Я буду обязан ей тем, что стану лучше, как вам
обязан буду тем, что стану счастливее. О друг мой! Разделите мою благодарность.
Мысль, что за свое счастье я в долгу перед вами, увеличивает для меня его
ценность.
Прощайте, дорогой виконт. Избыток радости не мешает мне
думать о ваших страданиях и сочувствовать вам. Почему не дано мне помочь вам?
Неужели госпожа де Турвель остается неумолимой? Говорят также, что она тяжело
больна. Боже мой, как мне вас жаль! Да обретет она разум, и здоровье, и
снисхождение, да сделает она вас навеки счастливым! Это пожелания дружбы. Смею
надеяться, что осуществит их любовь.
Я хотел бы подольше побеседовать с вами, но время не терпит:
может быть, Сесиль уже меня ждет.
Париж, 5 декабря 17...
|
