Авентюра XXX
О том, как Хаген и
Фолькер стояли на страже
К закату день склонился, и мрак
окутал мир.
Бургунды утомились, и стал им пир не
в пир.
Был долгий путь нелёгок, в постель
пора бы лечь,
И первым Хаген с Этцелем завёл об
этом речь.
Тогда и Гунтер молвил: «Храни хозяев,
боже!
Хотим мы удалиться и отдохнуть на
ложе,
А утром в час урочный вернёмся в этот
зал».
И от души согласие на то хозяин дал.
С мест повскакали гунны, гостей
обстав кольцом,
И крикнул смелый Фолькер: «Вы
тронулись умом,
Коль под ноги суётесь таким
богатырям.
К нам подступать не пробуйте, иль
худо будет вам.
Уж так смычком я двину, коль разозлят
меня,
Что многих будет вскоре оплакивать
родня.
Уйдите-ка с дороги, пока я не
вскипел.
Все смельчаками мнят себя, да ведь не
каждый смел».
Увидев, как разгневан его бесстрашный
друг,
Окинул Хаген взором тех, кто стоял
вокруг,
И бросил: «Храбрый шпильман разумный
дал совет.
Вам, воины Кримхильдины, тесниться
здесь не след.
Коль зла вы нам хотите, не тратьте
силы зря.
Вы за своё возьмётесь, когда сверкнёт
заря,
А ночью не мешайте нам почивать без
ссор,
Как повелось у витязей со стародавних
пор».[300]
Приезжих положили в огромном зале
спать,
Для каждого поставив просторную
кровать.
Спокойно сну предаться там можно было
б им,
Когда бы не замыслила Кримхильда
месть родным.
Лежали на постелях, разостланных для
них,
Аррасские подушки из тканей дорогих.
На пышных одеялах с парчовою каймой
По шёлку аравийскому вился узор
златой.
А покрывала были у всех честных
гостей
Из белых горностаев и чёрных соболей.
Так дивно и удобно устроен был
ночлег,
Что лучше ни один король не почивал
вовек.
Но Гизельхер промолвил: «Всё это не к
добру.
Есть у меня причины подозревать
сестру.
Увы, приём радушный бедой для нас
чреват.
Боюсь, что нам с дружиною заказан
путь назад».
Сказал на это Хаген: «Оставьте страх
покуда.
Всю ночь стоять на страже у входа в
зал я буду
И до зари тревожить вас никому не
дам,
А утром каждый за себя заступится и
сам».
Поклон ему отвесив, бургунды
разошлись,
С себя одежду сняли и тотчас
улеглись —
Давно уж сну предаться любой из них
мечтал,
А Хаген, витязь доблестный,
вооружаться стал.
Воскликнул смелый шпильман-не лёг он
спать с друзьями;
«Мне постоять на страже дозвольте,
Хаген, с вами,
Пока заря не вспыхнет и не рассеет
тьму».
И Хаген с благодарностью ответствовал
ему:
«Великодушный Фолькер, пусть вам
воздаст творец!
Когда со мной бок о бок стоит такой
боец,
В бою меня вовеки не одолеть врагу.
Услугой с вами я сочтусь, коль смерти
избегу».
Надев стальные брони, а также шишаки,
Повесили герои щиты на сгиб руки
И стали на пороге, где в ожиданье дня
О притолоки оперлись, покой друзей
храня.
Но тут же щит свой Фолькер оставил на
земле,
Вернулся в зал и скрипку там отыскал
во мгле.
Во двор оттуда с нею опять спустился
он,
Решив бургундам усладить их первый,
чуткий сон.
На камень он уселся со скрипкою
своей.
Вовек на свете не жил скрипач его
смелей.
Так ласково и нежно он заиграл в
тиши,
Что шпильману признательны все были
от души.
Не пожалел воитель умения и сил.[301]
Смычок его напевом всё зданье
огласил.
Волною плыли звуки, сливаясь и журча,
И многих убаюкало искусство скрипача.
Увидев, что уснули соратники его,
Он снова встал у двери близ друга
своего
И на руку повесил надёжный щит опять,
Чтоб в случае нужды отпор мужам
Кримхильды дать.
В полночный час иль раньше заметил
вдруг смельчак,
Как блещут чьи-то шлемы сквозь
непроглядный мрак.
То воины Кримхильды сошлись во двор
толпой,
Решив застичь гостей врасплох и
навязать им бой.
Скрипач возвысил голос: «Друг Хаген,
мне сдаётся,
Что скоро потрудиться обоим нам
придётся.
Людей вооружённых заметил я во тьме.
Ручаюсь вам, недоброе у гуннов на
уме».
«Молчите, — молвил Хаген. —
Пусть ближе подойдут.
Они нас не увидят, а мы их встретим
тут
И столько крепких шлемов мечами
рассечём,
Что повернут враги назад с позором и
стыдом».
Но в этот миг на двери какой-то гунн
взглянул
И, различив двух стражей, товарищам
шепнул:
«Нам нынче не добиться того, чего
хотим.
У входа в зал столкнёмся мы со
шпильманом лихим.
На лоб скрипач надвинул стальной блестящий
шлем,
Ни разу не пробитый в сражениях
никем.
Как жар, в полночном мраке броня
горит на нём.
Оберегает сон друзей он с Хагеном
вдвоём».
Вспять гунны повернули, от страха
побледнев,
И другу молвил Фолькер, придя в
великий гнев:
«Дозвольте мне пуститься вдогонку
пришлецам.
Два слова я хочу сказать
Кримхильдиным бойцам».
«Нет, ради дружбы нашей, ни шагу от
порога! —
Ему ответил Хаген. — Взгляните,
как их много.
Куда б вы ни ступили, вас окружат
везде.
Я к вам приду на выручку, и тут уж
быть беде.
Пока мы с вами будем врагов сметать с
пути,
Успеют два-три гунна украдкой в зал
войти
И там среди уснувших такое натворить,
Что нам по гроб о родичах придётся
слёзы лить».
«Тогда, по крайней мере, им объявить
бы надо,
Что мы их здесь видали, — сказал
скрипач с досадой.
Пусть отрицать не сможет потом никто
из них,
Что посягал предательски на жизнь
гостей своих».
И бросил Фолькер гуннам, бежавшим
прочь в испуге!
«Куда вы так спешите? Зачем на вас
кольчуги?
Вы на разбой, наверно, собрались в
эту ночь?
Коль так, мы с сотоварищем готовы вам
помочь».
Враги не отзывались — язык сковал им
страх.
«Тьфу, трусы и злодеи! —
вскричал герой в сердцах. —
Во сне хотели, видно, вы смерти нас
предать.
К лицу ли честным витязям на спящих
нападать?»
Узнала королева нерадостную весть,
И пуще запылали в ней ненависть и
месть.
Так гнев её ужасен и беспощаден был,
Что многих смелых воинов он вскоре
погубил.
|
