Авентюра XIX
О том, как клад
нибелунгов был перевезён в Вормс
Когда лишиться мужа пришлось
Кримхильде вдруг,
Граф Эккеварт остался при ней с
толпою слуг.
По целым дням сидел он с несчастною
вдовою
И горевал о Зигфриде с ней вместе
всей душою.
Близ вормсского собора ей выстроили
дом.
Был он обставлен пышно, хватало места
в нём.
Там заперлась Кримхильда и только по
утрам
Ходила мужа поминать со свитой в
божий храм.
Оттуда отправлялась она в мороз и в
зной
На кладбище, где Зигфрид лежал в
земле сырой.
Там Господа Кримхильда, как верная
подруга,
Молила о спасении души её супруга.
Нередко к ней являлась и
королева-мать.
Не уставала Ута Кримхильду утешать,
Но дочь её, как прежде, была тоски
полна.
Вовеки не печалилась так ни одна
жена,
Чей муж погиб до срока, в расцвете
лет и сил.
Вдову душою твёрдой создатель
наделил.
Она грустила долго о Зигфриде своём
И отомстила за него с лихвой врагам
потом.
Три с половиной года[179] — ручаюсь в этом вам —
Кримхильда предавалась унынью и
слезам,
Ни Гунтеру ни разу словечка не
сказав,
Ни глаз на злого Хагена ни разу не
подняв.
И вот владетель Тронье промолвил:
«Государь,
Не худо бы с сестрою вам сблизиться,
как встарь.
Когда б опять в доверье к Кримхильде
вы вошли,
Клад нибелунгов[180] мы б к себе на Рейн перевезли».
Король сказал: «Считаю совет разумным
я
И попрошу, чтоб братья — они ведь с
ней друзья —
Кримхильду убедили со мною
примириться».
На это Хаген возразил: «Она не
покорится».
С маркграфом Гере вместе был Ортвин
призван в зал.
Отправиться к Кримхильде король им
приказал.
Млад Гизельхер и Гернот сопровождали
их,
И Гернот стал увещевать сестру в
словах таких:
«Довольно о супруге скорбеть вам день
и ночь.
Он умер, и слезами ему нельзя помочь.
Король, наш брат, клянётся вам,
госпожа, к тому же,
Что нет у вас причин винить его в
убийстве мужа».
Она сказала: «В этом я не виню его.
Убил не он, а Хаген супруга моего.
Злодею я открыла, где Зигфрид уязвим,
Зато и каюсь, что была столь
откровенна с ним.
Когда б я мужней тайны не выдала
сама,
Мне б не пришлось от горя теперь
сходить с ума.
Нет, тех, кем сгублен Зигфрид, я не
могу простить».[181]
Тут начал Гизельхер сестру за Гунтера
просить.
Она дала согласье на встречу с
королём,
И к ней явился Гунтер со всем своим
двором.
Лишь Хаген не решился отправиться
туда —
Уж слишком много причинил Кримхильде
он вреда.
А Гунтер оправдался и ею был прощён.
С сестрой расцеловался в знак
примиренья он.
Давно бы уж поладить сумел с
Кримхильдой брат,
Когда бы он не чувствовал, что
вправду виноват.
Немало при свиданье пролито было
слёз.
Забыла зло Кримхильда всем, кто ей
вред нанёс,
И в сердце затаила лишь к Хагену
вражду —
Ведь это он один навлёк на Зигфрида
беду.
Затем вдове внушили, что клад на Рейн
она
Из края нибелунгов перевезти должна:
Как свадебный подарок, его ей дал
супруг,[182]
И неразумно выпускать сокровище из
рук.
Она за этим кладом, который в недрах
гор
Могучий карлик Альбрих стерёг с
давнишних пор,
Послала восемь тысяч бургундов
удалых.
Вели с собою Гизельхер, а также
Гернот их.
Гостей завидел Альбрих и так сказал
друзьям:
«Отряжены Кримхильдой они за кладом к
нам.
Я ж отказать не смею владычице своей —
Как свадебный подарок клад супругом
отдан ей.
Осталось бы, конечно, сокровище у
нас,
Когда б бесстрашный Зигфрид до срока
не угас
И не исчез бесследно в могиле вместе
с ним
Плащ-невидимка,[183] что всегда героем был носим.
Уж лучше б не был витязь заброшен к
нам судьбою:
Себе на горе взял он плащ-невидимку[184] с бою
И добыл во владенье край отдалённый
наш».
Тут побежал разыскивать ключи от
клада страж.
Под самою горою разбили рейнцы стан,
И братьям королевы был клад несметный
сдан.
Они на берег моря его перевезли
И стали для отправки в Вормс грузить
на корабли.
О нём чудес немало рассказывают были;
Четыре дня и ночи с горы его возили
Двенадцать до отказа нагруженных
возов,
И в сутки делал каждый воз не меньше
трёх концов.
Лишь золото да камни тот составляли
клад.
Когда бы дать в нём долю на свете
всем подряд,
Он и на марку меньше от этого б не
стал.
Недаром Хаген так давно им завладеть
мечтал.
Был там и жезл волшебный:[185] кто им владеть умел,
Тот власть над целым миром в своих
руках имел.
Утратил смелый Альбрих не только клад
в те дни:
За Гернотом уехала и часть его родни.
Когда же возвратились два короля
домой
И в Вормсе клад вернули сполна сестре
родной,
Там золотом набили все башни и
подвалы.
Сокровища несметнее на свете не
бывало.
Но тысячею кладов Кримхильда б
поступилась
И стать последней нищей охотно
согласилась,
Когда б супруга к жизни могла вернуть
она.
Вовеки мужу не была столь предана
жена.
Теперь, когда Кримхильде был клад её
вручён,
На Рейн съезжаться стали бойцы со
всех сторон,
И так их осыпала подарками вдова.
Что повсеместно шла о ней похвальная
молва.
Стал государю Хаген нашёптывать с
тревогой:
«И бедным и богатым дарит она так
много,
Что витязи на службу к ней повалят
валом,
А это для Бургундии не кончится
добром».[186]
«Сестра — хозяйка клада, — изрёк
король в ответ. —
Как с ним она поступит, мне, право,
дела нет.[187]
Утратить слишком страшно мне вновь
приязнь её,
Чтоб я мешал ей расточать имущество
своё».
На это молвил Хаген: «Нет, женщину
вовек
Не подпустил бы к кладу разумный
человек.
Богатства у Кримхильды вам отобрать
пора,
Пока вас до беды, король, не довела
сестра».
Сказал державный Гунтер: «Поклялся я,
что впредь
Кримхильде не придётся обид от нас
терпеть,
И слова не нарушу: она — сестра моя».
Воскликнул Хаген: «Пустяки! За всё в
ответе я».
Ему поддался Гунтер, обет свой
преступил[188] —
И у вдовы отобран тот клад несметный
был,
Ключи ж от клада в руки дал Хагену
король.
Был этим Гернот оскорблён, как
никогда дотоль.
А Гизельхер воскликнул: «Я Хагена
уйму
И притеснять Кримхильду не разрешу ему.
Давно б его осек я, не будь мы с ним
в родстве».
Так вновь был нанесён ущерб
беспомощной вдове.
Промолвил Гернот: «В тягость нам
будет этот клад.
Его мы в воды Рейна опустим,[189] милый брат,
Чтоб не вселял он зависть вовеки ни в
кого».
Тут к Гизельхеру, вся в слезах,
пришла сестра его.
Она сказала: «Брат мой, сестре
защитой будь.[190]
Заставь вдове несчастной её добро
вернуть».
Ей Гизельхер ответил: «Уехать надо
нам.
Когда ж воротимся, твой клад тебе
верну я сам».
Сопровождать в дорогу трёх
братьев-королей
Отправилось немало вассалов и друзей.
Один лишь Хаген дома остаться
пожелал —
Кримхильде горе новое он
приуготовлял.
Пока в отъезде были три венценосных
брата,
В Лохгейм на Рейне Хаген увёз тот
клад богатый
И утопил, чтоб после воспользоваться
им,
Но так и не пришлось ему владеть
добром чужим.
Когда в столицу братья вернулись
наконец,
С толпою дам Кримхильда явилась во
дворец.
Узнав, что ей обида нанесена опять,
Не мог негодования млад Гизельхер
сдержать.
В своих владыках Хаген такую вызвал
злость,
Что двор ему покинуть на долгий срок
пришлось,
Но всё ж был королями прощён вассал
опальный.
Зато стяжал он ненависть вдовы
многострадальной.
Ещё когда им в реку клад не был
погружён,
Друг другу дали клятву три короля и
он,
Не прикасаться к кладу, покуда жизнь
их длится,
И никому не открывать, где он теперь
хранится.[191]
А для вдовы настала печальная пора.
Её всего лишили — и мужа и добра,
И сердце ей томили обида и кручина,
Предел которым положить сумела лишь
кончина.
Так, после смерти мужа, — я вам
ручаюсь в том, —
Тринадцать лет Кримхильда жила,
скорбя о нём.[192]
О Зигфриде не в силах забыть она
была,
За что и воздавалась ей людьми везде
хвала.
|
