Глава XVIII
ШАРЛЬ РОБЕР
Бесцеремонный
майор, как его называла г-жа Пипле, ворвался к нотариусу, который сидел в самом
мрачном и желчном настроении.
– После
полудня я принимаю только моих клиентов, – грубо сказал ему Жак
Ферран. – Если хотите поговорить со мной, приходите с утра.
– Дорогой
мой стряпчий! (Это была одна из шуточек господина Робера). Речь идет об очень
важном деле, а кроме того, я хотел первым вас успокоить, чтобы у вас не было
никаких опасений…
– Каких
опасений?
– Вы
ничего не знаете?
– Чего
я не знаю?
– О
моей дуэли…
– Какой
дуэли? С кем?
– С
герцогом де Люсене. Неужели вы ничего не слышали?
– Ничего.
– Вот
так так!
– Из-за
чего была дуэль?
– Страшное
оскорбление, которое можно было смыть только кровью. Представьте себе, что на
приеме в посольстве этот де Люсене позволил себе сказать мне в глаза, что я…
харкаю и брызжу слюной!
– Что
такое?
– Он
сказал, что я брызжу слюной, дорогой мой стряпчий! Будто у меня такой
неприятный порок!
– И
вы из-за этого дрались на дуэли?
– А
из-за чего же еще вызывают на дуэль? Вы, наверное, думаете, что можно вот так
просто… спокойно сказать, что я брызжу слюной? Что у меня харкотина? Да еще в
присутствии очаровательной дамы? Перед этой маленькой маркизой, которая…
Впрочем, хватит!.. Я не мог этого так оставить…
– Да,
разумеется.
– Мы
люди военные, вы понимаете, шпага всегда при нас. Мои секунданты назавтра отправились
договариваться с секундантами герцога. Я прямо заявил: дуэль, или он приносит извинения.
– Извинения
за что?
– За
харкотину, черт побери! За то, что я брызжу слюной, вот что он позволил себе
сказать!
Нотариус
пожал плечами.
– А
секунданты герцога сказали: «Мы с почтением относимся к уважаемому Шарлю Роберу,
однако герцог де Люсене не может, не должен и не хочет приносить никаких
извинений». – «Таким образом, господа, – ответили мои
секунданты, – герцог де Люсене упорствует, утверждая, будто мосье Шарль
Робер брызжет слюной?» – «Да, господа, но он не думал, что затрагивает этим
утверждением честь Шарля Робера». – «Пусть возьмет свои слова обратно,
извинится». – «Нет, господа, герцог де Люсене считает господина Робера
благородным человеком, но утверждает, что он брызжет слюной». Вы понимаете, что
не было другого выхода из такого запутанного положения?
– Да,
выхода не было… Вас оскорбили в самых лучших ваших чувствах благородного человека.
– И
вы так думаете? Итак, мы условились о месте и времени встречи: вчера утром в Венсенне.
Все произошло самым благородным образом: я нанес легкий укол шпагой в руку
герцога де Люсене; секунданты объявили, что моя честь восстановлена, и тогда
герцог громко заявил: «Я никогда не беру слов обратно перед дуэлью, но после
дуэли – другое дело. Поэтому мой долг, моя честь требуют, чтобы я сказал: я
напрасно заподозрил господина Шарля Робера в том, что у него харкотина и он
брызжет слюной. Господа, я признаю, что он не брызгал слюной, и утверждаю, что
он никогда не харкал и не будет харкать…» После этого герцог протянул мне руку
и спросил: «Теперь вы довольны?» – «Отныне мы с вами друзья на жизнь и на
смерть», – ответил я ему. И я действительно ему обязан… Он все решил
превосходно. Он мог вообще ничего не сказать или просто признать, что я не
брызжу слюной, но он объявил, что у меня не было и не будет подобного
иедостатка, а это с его стороны весьма деликатное замечание.
– Вот
что значит храбрость, приносящая пользу!.. Но что вам от меня угодно?
– Дорогой
мой архивариус! (Еще одна шутка Шарля Робера). Речь идет об очень важном для
меня дельце. Вам прекрасно известно, что по нашему соглашению, когда я одолжил
вам триста пятьдесят тысяч франков, чтобы вы могли покрыть ваши обязательства,
между нами было условлено, что, предупредив вас за три месяца, я могу изъять
эту сумму, за которую вы мне начисляете проценты…
– Что
же дальше?
– Ну
понимаете, – смутился Робер, – не знаю, как даже сказать…
– Говорите
же!
– Вы
можете подумать, что это прихоть, дорогой мой стряпчий… но мне захотелось стать
помещиком.
– Говорите
яснее, мы теряем время!
– Одним
словом, мне предложили выгодно купить поместье, и, если вы не имеете ничего
против, я хотел бы, то есть я желаю получить от вас вложенные мною деньги… Я
приехал заранее предупредить вас об этом, как мы договаривались.
– Ха,
интересно.
– Надеюсь,
вы на меня не сердитесь?
– А
с чего мне сердиться?
– Я
боялся, вы подумаете, что я поверил слухам…
– Каким
слухам?
– Да
нет, так, пустяки…
– Говорите
же!
– Я
вовсе не из-за всяких глупостей, которые говорят о вас…
– Каких
глупостей?
– Разумеется,
в этом нет ни слова правды, но завистники нашептывают, будто вы оказались
невольно замешаны в разных темных делишках. Конечно, все это полнейшая чепуха!
С тем же успехом можно говорить, что мы с вами заодно играли на бирже. Слухи
эти быстро угасли… но все же я бы хотел, чтобы вы и я были чисты, как агнцы
божьи.
– Значит,
вы не верите больше, что ваши деньги в надежных руках?
– Что
вы, помилуйте… но я бы хотел, чтобы они были в моих руках.
– Подождите
здесь!
Ферран
задвинул ящик своего стола и встал.
– Куда
это вы, мой архивариус?
– За
доказательствами, чтобы вы увидели, насколько справедливы слухи о моих денежных
затруднениях, – иронически ответил нотариус.
Он
открыл потайную дверцу на маленькую лестницу, которая позволяла ему пройти в глубине
двора, минуя контору, во флигель, и исчез за нею.
Едва он
вышел, постучался старший клерк.
– Войдите, –
сказал Шарль Робер.
– Господин
Ферран у себя?
– Нет,
мой достойный бумагомарака… (Еще одна шутка Шарля Робера).
– Пришла
дама под вуалью и хочет немедленно цереговорить с ним по очень срочному делу.
– Достойный
бумагомарака, патрон сейчас вернется, и я ему об этом скажу. А что эта дама,
хорошенькая?
– Трудно
догадаться: на ней такая густая, черная вуаль, что лица не различишь.
– Ну
уж, так уж? Я ее прекрасно разгляжу, когда буду уходить. А Феррана я
предупрежу, как только он вернется.
Клерк
вышел.
«Какого
черта, куда подевался этот мой стряпчий? – проговорил про себя Шарль
Робер. – Наверное, проверяет свою кассу… Если эти слухи ложные, тем лучше!
В конечном счете, скорее всего сплетни, которые распространяют злые языки… У
таких достойных людей, как Ферран, столько завистников!.. Все равно, я
предпочитаю иметь свои деньги на руках… Я куплю замок, о котором мне говорили…
Там есть готические башенки времен Людовика XIV, в духе Ренессанса… Самый
настоящий стиль рококо… Это позволит мне выглядеть сеньором настоящим, а не
каким-нибудь траченным молью… Тогда уж мои чувства никто не отвергнет, как эта
недотрога д’Арвиль! Господи, как она меня провела! Как осрамила! Но нет, я еще
не сделал все мои покупки, как говорит эта дура привратница с улицы Тампль, с
ее париком под маленькую девочку… Эта шутка обошлась мне самое малое в тысячу
франков. Правда, мебель осталась за мной… И я еще найду способ
скомпрометировать маркизу… А вот и мой стряпчий!»
Жак
Ферран вернулся, держа в руках ворох бумаг, которые тут же передал Шарлю
Роберу.
– Вот
триста пятьдесят тысяч франков в ассигнациях государственного банка, –
сказал он. – Через несколько дней мы урегулируем все расчеты по процентам…
Пишите расписку.
– Как? –
воскликнул пораженный Шарль Робер. – Но вы, по крайней мере, не
поверили?..
– Я
ни во что не верю.
– Однако…
– Расписку!
– Дорогой
мой архивариус…
– Пишите
расписку и расскажите людям, которые болтают о моих денежных затруднениях, как
я отвечаю на их подозрения.
– В
самом деле, когда об этом узнают, ваш кредит еще больше укрепится. Но возьмите
эти деньги, они мне сейчас ни к чему, я же сказал вам: через три месяца.
– Господин
Робер, я не позволю, чтобы меня подозревали дважды.
– Вы
сердитесь?
– Расписку!
– Гром
и молния! Пусть будет по-вашему, – ответил Шарль Робер.
Закончив
писать расписку, он добавил:
– Там
дожидается дама, вся под густой вуалью, хочет с вами говорить сейчас же, немедленно,
по очень, очень срочному делу… Постараюсь разглядеть ее мимоходом, вдруг она
мне понравится?.. Вот вам расписка. Надеюсь, все в порядке?
– Прекрасно.
А теперь уходите по этой маленькой лестнице.
– А
как же таинственная дама?
– Именно
затем, чтобы вы ее не видели.
Нотариус
позвонил старшему клерку и сказал:
– Пригласите
даму… Прощайте, сударь!
– Что
ж, значит, я ее так и не увижу… Но я не обижаюсь, мой стряпчий… Поверьте мне…
– Хорошо,
хорошо! Прощайте…
И
нотариус закрыл дверь за Шарлем Робером.
Через несколько
мгновений старший клерк ввел в кабинет герцогиню де Люсене, одетую очень
скромно и закутанную в большую шаль; лицо ее полностью скрывала густая черная
кружевная вуаль, накинутая поверх муаровой шляпки того же цвета.
|
