Глава III
ВСТРЕЧА
Наступила
ночь, холодная и ясная.
По
совету Грамотея Сычиха вместе с ним выбрала на овражной дороге место подальше
от тропинки на ферму и поближе к перекрестку, где их ждал Крючок.
Хромуля
остался у тропинки, поджидая возвращения Лилии-Марии, которую он должен был
завлечь в эту западню, умоляя помочь несчастной старой женщине.
Сын
Краснорукого на несколько шагов поднялся с дороги на тропинку, но вдруг
навострил уши и замер: он услышал издали Певунью, которая о чем-то говорила с
Клодиной.
Значит,
Певунья не одна, значит, все пропало! Колченогий поспешил спуститься на дорогу
и поспешно заковылял к тому месту, где спряталась Сычиха.
– Кто-то
идет вместе с девчонкой! – тихо проговорил он, еле переводя дыхание.
– Чтобы
ей подохнуть в петле, этой нищенке! – в ярости зашипела Сычиха.
– С
кем она идет? – спросил Грамотей.
– Наверняка
с той самой крестьянкой, которая только что прошла по тропинке с большой
собакой. Я различил женский голос, – ответил Хромуля. – Да слушайте,
слушайте! Слышите, как стучат их сабо?
И в
самом деле, в ночной тишине издалека доносится стук деревянных подошв по схваченной
заморозком земле.
– Их
двое… Я могу справиться с девчонкой в сером плаще, но как быть с другой? Мой
хитрец ничего не видит, а колченогий слишком слаб, чтобы «утихомирить» эту
деревенщину, чтобы черт ее задушил! Что делать? Что делать? – повторяла
Сычиха.
– Да,
я не очень силен, но если вы хотите, я брошусь под ноги этой крестьянке с
собакой, я вцеплюсь в нее руками и зубами и не выпущу, будь что будет!.. А за
это время вы утащите девчонку…
– А
если они поднимут крик, если будут сопротивляться, их услышат на ферме и успеют
прибежать на помощь раньше, чем мы доберемся до кареты Крючка. Не так-то просто
нести женщину, которая отбивается!
– Да
еще с ними эта большущая собака! – добавил Хрому ля.
– Ба,
ерунда! – возразила Сычиха. – Если бы только собака, я бы ей выбила
зубы одним ударом сабо!
– Они
приближаются, – проборомотал колченогий, прислушиваясь к отдаленным
шагам. – Сейчас они спустятся на дорогу…
– Да
скажи ты хоть слово! – обратилась Сычиха к Грамотею. – Что нам теперь
делать, хитрец, посоветуй! Ты что, проглотил язык?
– Сегодня
ничего нельзя сделать, – ответил слепой бандит.
– А
тысяча франков господина в трауре?. – вскричала Сычиха. – Значит, они
фу-фу, улетели? Не больно часто такое предлагают… Нет, хитрец! Твой нож, дай
мне твой нож! Я прикончу деревенщину, чтобы она нам не мешала, а девчонку мы с
Хромулей как-нибудь оглушим и заткнем ей рот.
– Но
человек в трауре не думал, что кого-то придется убивать…
– Так
что же? Эту кровь мы тоже запишем ему в счет, и он доплатит, потому что станет
нашим сообщником.
– Вот
они… – прошептал колченогий. – Спускаются в овраг, на дорогу…
И вдруг
он воскликнул в ужасе, протягивая к Сычихе руки:
– Нет,
не надо убивать, это уж слишком! Я не могу!..
– Давай
свой нож, говорю тебе! – тихо повторила Сычиха, не обращая внимания на
мольбы Хромули и торопливо разуваясь. – Я скину башмаки и покрадусь за
ними, как волчица. Они меня не услышат. Правда, уже темно, но я различу
девчонку по ее плащу и прикончу ту, вторую.
– Нет, –
возразил слепой убийца. – Сегодня это уже ни к чему. Подождем, завтра еще
будет время.
– Ты
боишься, несчастный трус! – прошипела Сычиха со злобой и презрением.
– Я
не боюсь, – ответил Грамотей, – но ты можешь промахнуться, и все
будет потеряно.
Собака
крестьянки несомненно почуяла затаившихся на овражной дороге людей, остановилась
как вкопанная и яростно залаяла, не обращая внимания на призывы Лилии-Марии.
– Ты
слышишь их собаку? Вот она, скорее давай нож… А не то!.. – с угрозой,
вскричала Сычиха.
– Ну
что ж, подойди, попробуй взять его… силой, – усмехнулся Грамотей.
– Все
кончено! Мы опоздали! – воскликнула Сычиха, прислушиваясь к удаляющимся шагам. –
Они уже прошли… Ты мне заплатишь за это, висельник! – добавила она,
размахивая кулаком. – Тысяча франков пропала, и все из-за тебя!
– Наоборот! –
уверенно возразил Грамотей. – Мы получим тысячу, две тысячи, а может быть,
и три. Слушай меня, Сычиха, и ты поймешь, что я был прав, когда не дал тебе
нож… Ты сейчас отправишься к Крючку, и вы вдвоем поедете в его фиакре к
назначенному месту, где вас ждет господин в трауре… Вы ему скажете, что сегодня
ничего не удалось, но завтра мы похитим девчонку.
– А
ты что будешь делать? – спросила Сычиха, все еще не остыв от злости.
– Слушай
дальше: девчонка каждый вечер одна провожает священника; сегодня за ней пришла
крестьянка, но это чистая случайность, и завтра нам, наверное, больше повезет.
Поэтому завтра ты в этот же час вернешься на тот же перекресток с Крючком и его
каретой.
– А
ты, что будешь делать ты?
– Хромуля
отведет меня на ферму, где живет эта малютка. Хромуля скажет, что мы заблудились,
что я его отец, бедный рабочий-механик, ослепший из-за несчастного случая на
работе, что мы идем в Лувр к родственникам, которые нам помогут, а заблудились
мы потому, что хотели пройти более короткой дорогой через поля. Мы попросимся
переночевать на ферме, где-нибудь в амбаре. В этом никто никогда не отказывает.
Эти крестьяне поверят нам и пустят на ночлег. Хромуля тем временем как следует
осмотрит все окна и двери в доме: у этих людей в такое время всегда хранятся
денежки для оплаты за аренду. Уж я-то знаю, у самого была когда-то
землица, – добавил он с горечью. – Сейчас середина января… самое
подходящее время, когда рассчитываются со всеми долгами. Вы говорили, ферма
стоит на отшибе… Мы разведаем все входы и выходы и сможем сюда вернуться с
друзьями. Это дельце верное!
– Ну
и голова у тебя, чертушка! – воскликнула Сычиха, сменяя гнев на
милость. – Продолжай, хитрец.
– Назавтра
утром, вместо того, чтобы покинуть ферму, я притворюсь, что не могу идти от
боли. Если мне не поверят, я покажу им язву, которая не заживает с тех пор, как
мне натерли ее кандалы, – она меня в самом деле все время мучит. Но им я,
конечно, скажу, что это после ожога раскаленным железом, когда я еще был
механиком, и они мне поверят. Так я проведу на ферме еще часть дня, чтобы
Хромуля успел осмотреть все как следует. К вечеру, когда наша крошка как обычно
отправится провожать священника, я скажу, что мне лучше, и мы пойдем дальше. Но
вместо этого мы с Хромулей будем издали следить за девчонкой, чтобы встретить
ее на обратном пути в этом же месте на овражной дороге. Она нас увидит, но
ничего не заподозрит, потому что уже нас видела и знает… Мы заговорим с ней, а
когда она приблизится ко мне, чтобы я мог достать ее рукой… Тут уж я за себя
отвечаю: она не вырвется, и тысяча франков будет у нас в кармане… А дня через
два-три мы поручим дельце с фермой Крючку или кому-нибудь еще и, если там
что-нибудь найдется, получим свою долю, потому что мы дали наводку.[95]
– Ах
ты мой умник безглазый, с тобой никто не сравнится! – воскликнула Сычиха,
обнимая Грамотея. – Но что, если девчонка завтра вечером не пойдет
провожать священника?
– Будем
ждать ее послезавтра, и сколько потребуется: такое блюдо не едят горячим и второпях,
чтобы не обжечься. К тому же все это мы припишем к счету господина в трауре. И
еще: пока я буду на ферме, я узнаю из разговоров, сумеем ли мы похитить
девчонку по нашему плану. И если нет – придумаем другой.
– Согласна,
хитрец. Твой план хорош. И знаешь, душегубчик, когда ты станешь совсем немощным,
мы тебя сделаем нашим главным советчиком, и ты будешь зарабатывать не меньше
любой «тюремной крысы».[96]
Поцелуй же свою совушку-сычиху и поспеши, а то эти крестьяне на фермах ложатся
спать в одно время с курами. А я побегу к Крючку. Завтра в четыре мы будем на
перекрестке с его таратайкой, если только его не загребут за то, что он пришил
мужа молочницы на Старосуконной улице… Но если не Крючок, со мной поедет еще
кто-нибудь, потому что этот фальшивый фиакр принадлежит господину в трауре и он
им уже не раз пользовался. Через четверть часа после приезда на перекресток я
доберусь сюда и здесь буду тебя ждать.
– Хорошо,
Сычиха. До завтра!
– Постой,
я же забыла дать воску Хромуле, чтобы он снял на ферме отпечатки с ключей! Ты,
надеюсь, умеешь это, малыш? – спросила одноглазая, подавая Хромуле кусок
воска.
– Умею,
конечно, ничего нет проще: папаша показал мне, как это делается. Я для него сделал
отпечатки замка маленькой железной шкатулки, которую мой хозяин,
фокусник-шарлатан, хранит в своей черной комнате.
– Тогда
в добрый час! И чтобы воск не приклеился, когда ты его разогреешь в руке, не забудь
его смочить.
– Знаю,
знаю! – ответил Хромуля. – Вы видите, я готов сделать все, что вы
скажете, и все потому, что вы ведь меня любите хоть немножко, не правда ли?
Хоть чуть-чуть, Сычиха?
– Еще
бы тебя не любить! Да я тебя люблю как сына покойного Наполеона!!! –
сказала Сычиха, обнимая и целуя Хромулю, безмерно польщенного этим сравнением с
наследником императора. – Итак, до завтра, душгубчик!
– До
завтра, – повторил Грамотей.
Сычиха
поспешила к перекрестку, где ее ждал Крючок с фиакром.
Грамотей
с Хромулей выбрались из овражной дороги и пошли по тропинке в сторону фермы; свет
ее окон указывал Хромуле путь.
Поразительная
игра судьбы приближала таким образом Ансельма Дюренеля к его супруге, которую
он не видел с тех пор, как был приговорен к каторжным работам.
|
