Глава IX
ПИСЬМО
Часы на
ферме Букеваль пробили девять, когда г-жа Жорж тихонько вошла в комнату Лилии-Марии.
У
девушки был такой легкий сон, что она проснулась почти в то же мгновение. Яркие
лучи зимнего солнца проникали сквозь ставни и занавески из легкого полотна,
подбитого розовой бумазеей, и наполняли комнату Певуньи розоватым светом,
сообщая ее бледному и нежному лицу легкий румянец, которого ей так не хватало.
– Доброе
утро, дитя мое, – сказала г-жа Жорж, усаживаясь на край постели и целуя
девушку в лоб. – Как ты себя чувствуешь?
– Лучше,
сударыня, спасибо.
– Тебя
никто не разбудил сегодня рано утром?
– Нет,
сударыня.
– Тем
лучше. Этот несчастный слепой и его сын, которых вчера оставили здесь ночевать,
захотели уйти с фермы еще до рассвета; я боялась, что хлопанье дверей тебя
разбудит.
– Бедные
люди! Почему они ушли так рано?
– Не
знаю. Вчера вечером, когда тебе стало получше, я спустилась на кухню, чтобы
взглянуть на них, но они так устали, что попросили разрешения пораньше лечь
спать. Дядюшка Шатлэн сказал, что у слепого, похоже, не все в порядке с
головой, и еще наших людей поразило, с какой любовью его маленький сын
заботится о своем несчастном отце. Но скажи, Мария, тебя не познабливает? Я не
хочу, чтобы ты простудилась, так сегодня не выходи из комнат.
– Простите
меня, сударыня, но сегодня в пять пополудни я должна быть в доме священника: он
будет меня ждать, я обещала.
– И
напрасно: я уверена, ты провела беспокойную ночь. У тебя усталые глаза, ты не
выспалась.
– Да,
это правда… Мне опять снились страшные сны. Я снова увидела ту женщину, которая
терзала меня, когда я была еще маленькой: я проснулась как от толчка, дрожа от
страха. Мне стыдна, но я никак не могу избавиться от этой моей слабости.
– И
меня твоя слабость огорчает, потому что она заставляет тебя страдать,
бедняжка! – проговорила г-жа Жорж с нежным участием, видя, что глаза
Певуньи наполняются слезами.
Мария
бросилась на шею своей приемной матери и спрятала лицо у нее на груди.
– Господи,
что с тобой, Мария? Ты меня пугаешь.
– Вы
так добры ко мне, и теперь я стыжусь, что не доверила вам того, что доверила
господину кюре. Завтра он вам сам все расскажет, а мне будет очень трудно еще
раз повторять исповедь.
– Полно,
полно, девочка, успокойся. Я уверена, что в твоей тайне, которую ты доверила
нашему доброму кюре, больше достойного похвалы, чем осуждения. Не плачь так,
милая, не огорчай меня!
– Простите,
сударыня, я сама не знаю почему, но последние два дня у меня порою сердце
разрывается… И слезы сами текут из глаз… У меня дурные предчувствия… Мне
кажется, со мной случится какая-то беда.
– Мария,
Мария! Я отругаю тебя, если ты будешь поддаваться воображаемым страхам. Неужели
нам мало настоящих огорчений, которых и так хватает в жизни.
– Вы
правы, сударыня. Я виновата и постараюсь преодолеть эту слабость… Если бы вы
знали, как я упрекаю себя за то, что не могу всегда улыбаться, не могу быть
веселой и счастливой, как любая другая на моем месте. Увы, моя печаль должна
вам казаться признаком неблагодарности.
Госпожа
Жорж принялась разубеждать Певунью, но в этот момент в дверь постучали и вошла
Клодина.
– Что
тебе, Клодина?
– Сударыня,
Пьер приехал из Арнувиля в кабриолете госпожи Дюбрей; он привез для вас письмо,
говорит, очень срочное.
Госпожа
Жорж взяла письмо и прочитала вслух:
– «Дорогая
госпожа Жорж, вы окажете мне огромную услугу и выведете из большого
затруднения, если немедля приедете к нам на ферму; Пьер привезет вас и отвезет
обратно сегодня же после обеда. Я поистине не знаю, что мне делать. Господин
Дюбрей сейчас в Понтуазе, продает овечью шерсть, так что я могу обратиться
только к вам и к Марии. Клара целует свою добрую сестричку и ждет ее с
нетерпением. Постарайтесь приехать в одиннадцать часов к завтраку.
Ваша
искренняя подруга госпожа Дюбрей».
– Что
там могло случиться? – обратилась г-жа Жорж к Лилии-Марии. – К
счастью, по тону письма госпожи Дюбрей можно судить, что ничего серьезного.
– Я
поеду с вами? – спросила Певунья.
– Нет,
это было бы неосторожно, сейчас слишком холодно. А впрочем, это тебя развлечет, –
передумала г-жа Жорж. – Мы тебя укутаем хорошенько, и маленькая прогулка
пойдет тебе только на пользу.
– Но
простите, сударыня, – сказала Певунья, чуть подумав. – Ведь кюре ждет
меня вечером в пять часов у себя.
– Да,
ты права. Но мы вернемся раньше пяти часов вечера, обещаю тебе.
– О,
благодарю вас! Я буду так рада повидать мадемуазель Клару!
– Ты
опять! – сказала с упреком г-жа Жорж. – Мадемуазель Клара! Разве она
называет тебя мадемуазель Марией, когда говорит о тебе?
– Нет,
сударыня, – ответила Певунья, опуская глаза. – Это все потому, что я…
– Ты!
Ты просто несчастный ребенок, который все время сам себя мучает. Ты уже забыла
о том, что мне сейчас обещала. Одевайся-ка побыстрее да потеплее. Мы еще успеем
доехать до Арнувиля к одиннадцати часам.
И,
выходя вместе с Клодиной, г-жа Жорж добавила:
– Пусть
Пьер подождет немножко, мы будем готовы через несколько минут.
|
