Глава XII
ФЕРМА
Ферма,
куда Родольф привез Лилию-Марию, лежала за селом Букеваль, небольшим уединенным
приходом, мало кому известным, окруженным полями, в двух лье от Экуена.
Следуя
указаниям Родольфа, извозчик спустился по крутой дороге и свернул на длинную
аллею, обсаженную яблонями и вишневыми деревьями. Карета бесшумно катила по
мягкому, коротко остриженному газону, покрывающему большинство проселочных
дорог.
Лилия-Мария,
молчаливая, грустная, оставалась под тяжелым впечатлением, которое, сам того не
желая, вызвал у нее Родольф, о чем он готов был пожалеть.
Через
несколько минут карета, миновав широкий въезд во двор, проехала, по указанию Родольфа,
вдоль густой шпалеры грабов и остановилась у простого деревянного крыльца,
увитого виноградом, который осень окрасила в пурпур.
– Вот
мы и приехали, Лилия-Мария, – сказал Родольф, – довольны вы?
– Да,
господин Родольф… Но мне кажется, что я не посмею взглянуть на фермершу, мне будет
стыдно перед ней…
– Почему,
дитя мое?
– Вы
правы, господин Родольф… она не знает меня.
И
Певунья подавила вздох.
В доме,
очевидно, ждали приезда Родольфа.
Как
только извозчик открыл дверцу кареты, женщина лет пятидесяти, одетая как и все
богатые фермерши парижских окрестностей, с лицом одновременно грустным, добрым
и приветливым, спустилась с крыльца и поспешила навстречу Родольфу, почтительно
и радостно приветствуя его.
Певунья
покраснела до ушей и после минутного колебания вышла из кареты…
– Здравствуйте,
моя милая госпожа Жорж, – сказал Родольф фермерше, – как видите, я точен.
Вложив
затем деньги в руку кучеру, он сказал:
– Можешь
возвращаться в Париж.
У
извозчика, низкорослого, приземистого человека, шляпа была надвинута на глаза,
а лицо почти скрыто подбитым мехом воротником длинного пальто; он положил
деньги в карман, ничего не говоря, влез на козлы, стегнул лошадь и быстро
скрылся в конце зеленой аллеи.
«После
такой длинной дороги этот не сказавший ни слова извозчик что-то очень торопится
уехать… – подумал Родольф. – Как? Всего два часа! Он, видно, хочет
пораньше вернуться в Париж, чтобы сделать еще несколько ездок».
Однако
Родольф не придал никакого значения этой мелькнувшей у него мысли.
Лилия-Мария
подошла к Родольфу и с видом смущенным, встревоженным, чуть ли не испуганным
сказала ему, понизив голос, чтобы г-жа Жорж не услышала ее:
– Боже
мой! Господин Родольф, простите меня… Вы отослали извозчика?.. А как же быть с
Людоедкой? Увы, я обязана вернуться к ней сегодня вечером… иначе… она сочтет
меня воровкой. Ведь все, что на мне надето, принадлежит ей… и я еще должна…
– Успокойтесь,
детка, это мне надо просить у вас прощения…
– Вам,
у меня?.. За что?
– За
то, что я не сказал вам этого раньше: вы ничего не должны Людоедке… Вы можете
сбросить эту мерзкую одежду и заменить ее той, которую вам предложит любезная
госпожа Жорж. Вы с ней почти одного роста, и она с удовольствием даст вам
что-нибудь из своего гардероба… Как видите, она уже входит в роль вашей
тетушки.
Лилии-Марии
казалось, что все это сон; она попеременно смотрела на фермершу и на Родольфа,
не веря своим ушам.
– Неужто
я больше не вернусь в Париж? – молвила она голосом, дрожащим от волнения. –
Я смогу остаться здесь? И госпожа Жорж разрешит мне?.. Значит, он возможен… тот
воздушный замок, о котором мы только что говорили?
– Он
перед вами, я имел в виду эту ферму.
– Нет,
о нет! Это было бы слишком прекрасно… слишком хорошо.
– Никогда
не бывает слишком хорошо, Лилия-Мария.
– О,
сжальтесь надо мной, господин Родольф… не обманывайте меня, мне было бы слишком
больно…
– Дорогое
дитя, верьте мне, – сказал Родольф по-прежнему ласково, но с оттенком горделивого
достоинства, которое Лилия-Мария никогда не замечала у него, – да, если
захотите, то, начиная с сегодняшнего дня, вы будете вести рядом с госпожой Жорж
ту спокойную жизнь, описание которой только что привело вас в восторг… Хотя
госпожа Жорж и не доводится вам тетушкой, она будет относиться к вам с самой
нежной заботливостью; в глазах обитателей фермы вы будете считаться ее
племянницей; эта небольшая ложь сделает более естественным ваше пребывание
здесь… Повторяю… если вам этого хочется, Лилия-Мария, вы можете осуществить
свою недавнюю мечту. Когда вы будете одеты, как молоденькая фермерша, –
продолжал Родольф, улыбаясь, – мы сводим вас к любимице Мюзете,
хорошенькой белой телке, которая с нетерпением ждет обещанных вами
колокольчиков. Мы поглядим также на ваших приятелей-голубей; я непременно хочу
выполнить свое обещание.
Лилия-Мария
крепко сжала руки. Удивление, радость, признательность, глубокое уважение
отразились на ее прелестном личике; глаза ее наполнились слезами.
– Господин
Родольф… – воскликнула она, – значит, вы ангел господень, если
делаете столько добра людям, не зная их, и спасаете несчастных от нищеты и
позора!!!
– Мое
бедное дитя, – ответил Родольф с улыбкой, в которой сквозила глубокая
печаль и невыразимая доброта, – хотя я еще молод, но уже испытал много
горя; этим и объясняется мое сострадание ко всем обездоленным, Лилия-Мария,
или, лучше сказать, Мария. Да, пусть отныне ваше имя будет Мария, нежное и
красивое, как вы сами. Ступайте теперь с госпожой Жорж, до моего отъезда мы еще
поговорим с вами, и я покину вас очень счастливый… при мысли, что вы счастливы.
Лилия-Мария
ничего не ответила, она преклонила колена, взяла руку Родольфа и, прежде нежели
он успел ей помешать, почтительно поднесла ее к губам движением, исполненным изящества
и скромности.
После
чего она последовала за госпожой Жорж, которая смотрела на нее с глубоким сочувствием.
|
