Глава II
ВОЛЧИЦА И МАРСИАЛЬ
– Наконец-то
я тебя вижу, держу тебя в своих объятиях, я тебя… – воскликнула Волчица,
нежно обнимая и крепко сжимая своими сильными руками Марсиаля, и в голосе ее
звучала радость и свирепая жажда обладания.
Затем,
поддерживая своего милого, почти неся его на руках, она помогла бедняге опуститься
на скамью, стоявшую в коридоре.
Несколько
минут Марсиаль чувствовал ужасную слабость, он был растерян и пытался прийти в
себя после страшного потрясения, которое лишило его последних сил и привело в
полное изнеможение.
Волчица
спасла своего возлюбленного в ту минуту, когда он, совершенно подавленный,
впавший в отчаяние, чувствовал приближение смерти: он погибал не столько от
голода, сколько от недостатка воздуха, который не проникал в небольшую комнату,
где не было очага, а значит, и вытяжной трубы, не было никаких щелей, ибо,
движимая жестокой предусмотрительностью, Тыква заткнула старыми тряпками все
самые незаметные щели, имевшиеся на двери, так что помещение оказалось
герметически закупоренным.
Трепеща
от счастья и еще не улегшейся тревоги, с мокрыми от слез глазами, Волчица, опустившись
на колени, напряженно ловила каждое выражение, сменявшееся на лице Марсиаля.
Он же,
казалось, мало-помалу возрождался, возвращался к жизни, вдыхая всей грудью чистый
и целебный для него воздух.
Несколько
раз вздрогнув всем телом, он поднял отяжелевшую голову, испустил глубокий вздох
и открыл глаза.
– Марсиаль,
это я, твоя Волчица! Как ты себя чувствуешь?
– Уже
лучше, – ответил он слабым голосом.
– Господи
боже! Чего тебе дать? Воды? Или, может уксуса принести?
– Нет,
нет, – ответил Марсиаль, который дышал все легче и легче. – Мне нужен
только воздух только воздух, один только воздух, ничего, кроме воздуха!
Волчица,
рискуя порезать руки, выбила кулаками все четыре оконных стекла: она не смогла
открыть окно, ей мешал сделать это стоявший там тяжелый стол.
– Вот
теперь я дышу, теперь я дышу, и в голове у меня проясняется, – сказал
Марсиаль, постепенно приходя в себя.
Затем,
будто только сейчас сообразив, какую услугу оказала ему возлюбленная, он воскликнул
с выражением несказанной благодарности:
– Без
тебя я бы помер, славная моя Волчица!
– Ладно…
ладно… а как ты сейчас-то себя чувствуешь?
– Все
лучше и лучше.
– А
есть хочешь?
– Нет,
я еще для этого слишком слаб. Знаешь, больше всего я страдал от недостатка воздуха.
Под конец я уже задыхался, совсем задыхался… это просто ужасно.
– Ну
а теперь?
– Я
вновь оживаю, точно из могилы выхожу, и выхожу из нее благодаря тебе.
– Но
погляди на свои руки, на свои бедные руки! Они все изрезаны!.. Да что они с
тобой сделали, господи боже!
– Николя
и Тыква не решились вторично в открытую напасть на меня, вот они и замуровали
меня в моей комнате, чтобы я тут околел с голоду. Я хотел помешать им забить
железом ставни, и тогда моя сестрица стала бить меня по пальцам топориком!!!
– Изверги!
Они пытались уверить людей, будто ты помираешь от тяжкой болезни; твоя мать уже
распустила слух, что ты в безнадежном состоянии. И это сделала твоя мать, мой милый,
твоя родная мать!..
– Послушай,
не говори мне о ней, – с горечью попросил Марсиаль.
Потом,
впервые заметив, что вся одежда на Волчице мокрая и одета она как-то странно,
он воскликнул:
– Да
что с тобой приключилось? С волос у тебя стекает вода, ты в одной нижней юбке…
И она насквозь промокла!
– Какая
разница! Главное, что я тебя спасла, спасла!
– Да
объясни мне, где ты так промокла?
– Я
знала, что ты в опасности… а лодки найти не могла…
– И
ты добралась до острова вплавь?!
– Да.
Но погляди на свои руки, позволь я их поцелую. Тебе, должно, очень больно… Вот
изверги!.. И меня тут, рядом, не было!
– Ох,
до чего ты у меня славная, моя Волчица! – воскликнул с чувством
Марсиаль. – Ты самая храбрая и самая славная среди всех славных и храбрых
женщин!
– А
разве ты не говорил всегда: «Смерть подлецам и трусам!»
И
Волчица показала на свою руку, где были вытатуированы эти ничем не смываемые слова.
– Да,
ты у меня отважная и неустрашимая! Но тебе холодно, ты вся дрожишь.
– Дрожу,
да только не от холода.
– Все
равно… Войди в комнату, возьми там плащ Тыквы и закутайся в него.
– Но…
– Я
так хочу.
В одно
мгновение Волчица закуталась в плащ из шотландки и тут же возвратилась к Марсиалю.
– Подумать
только: ради меня… ты ведь могла утонуть! – повторил Марсиаль, с восхищением
глядя на нее.
– Да
нет же… там чуть было не утонула молоденькая девушка, и я у самого острова
спасла ее.
– Стало
быть, ты еще и ее спасла? А где же она?
– Внизу,
с детьми; они там ухаживают за ней.
– А
кто она такая, эта девушка?
– Господи
боже! Если б ты только знал, какой случай, счастливый случай нас свел! Эта одна
из моих товарок по тюрьме Сен-Лазар, она такая необыкновенная, знаешь…
– А
чем же она необыкновенная?
– Представь
себе, что я ее вместе и любила и ненавидела, потому как она сразу поселила в
моей душе и счастье и гибель…
– Она?
– Да,
и это с тобой связано.
– Со
мной?
– Послушай,
Марсиаль… – Волчица запнулась, но потом прибавила: – Знаешь, но нет, нет…
я никогда не решусь.
– Да
в чем дело-то?
– Я
тебя вот о чем спросить хотела… Я и приехала, чтоб тебя повидать и чтоб
спросить, потому что, уезжая из Парижа, я ведь не знала, что ты в опасности.
– Ну,
ладно. Говори дальше.
– Да
я не решаюсь…
– Не
решаешься после всего того, что ты для меня сделала?!
– Вот
именно потому. Выйдет так, будто я хочу получить награду…
– Хочешь
получить награду! Разве я не обязан тебе многим? Разве ты не выхаживала меня в
прошлом году, не сидела возле моей постели дни и ночи?
– Но
ты ведь мой милый!
– Именно
потому, что я твой милый и всегда им буду, ты и должна говорить со мной совершенно
открыто.
– Ты
всегда будешь моим милым, Марсиаль?
– Всегда!
И это так же верно, как то, что меня зовут Марсиаль. Для меня в целом свете не
будет другой женщины, кроме тебя, знай это, Волчица! То, что ты была
такой-сякой, это никого, кроме меня, не касается… ведь я люблю тебя, а ты –
меня, и я обязан тебе жизнью. Только за то время, что ты в тюрьме пробыла, я
стал другим. Во мне многое переменилось!.. Я тут долго думал и решил, что ты
больше не будешь такой, как была.
__ Что
ты этим хочешь сказать?
– Не
хочу я больше с тобой расставаться, но не хочу больше расставаться также с
Франсуа и Амандиной.
– С
твоим младшим братом и сестренкой?
– Да,
с ними; отныне я должен быть для них, можно сказать, как отец. Понимаешь, это
накладывает на меня обязанности, мне надо остепениться, потому как я должен о
них заботиться. Из них хотели вырастить злодеев, законченных злодеев, и, чтобы
их спасти, я их отсюда увезу.
– А
куда?
– Я
еще и сам толком не знаю; но скажу наверняка – далеко от Парижа.
– А
что будет со мной?
– С
тобой? А ты тоже поедешь с нами.
– Поеду
с вами?! – воскликнула Волчица, остолбенев от радости: она не могла
поверить в такое счастье. – И я больше с тобой не расстанусь?
– Нет,
моя славная Волчица, никогда! Ты поможешь мне воспитать этих ребятишек… Я тебя
хорошо знаю; коли я скажу тебе: «Я хочу, чтобы моя милая, бедная сестрица
Амандина выросла честной девушкой, поговори-ка с ней обо всем, хорошенько
объясни ей что к чему», то я уверен, что ты будешь для нее хорошей матерью.
– Ох,
спасибо тебе, Марсиаль, большое спасибо!
– Мы
станем жить как честные работники; будь спокойна, работа для нас найдется, и мы
будем работать не покладая рук. По крайней мере, эти дети не станут негодяями,
как их отец и мать, а меня больше не будут обзывать сыном и братом людей,
кончивших свой век под ножом гильотины, а по тем улицам, где знали тебя, я
ходить не стану… Но что с тобой? Что с тобой такое?
– Марсиаль,
мне кажется, я схожу с ума…
– Сходишь
с ума?
– Да,
от радости.
– Почему
это?
– Потому
что, видишь ли, это слишком хорошо!
– Ты
о чем?
– О
том, что ты мне только что сказал… Ох, знаешь, все это слишком хорошо… Разве
только то, что я спасла Певунью, принесло мне счастье… Да, верно, так и
случилось.
– Да
объясни мне наконец толком, что с тобой такое?
– Ведь
то, что ты мне предложил, Марсиаль, я сама тебе предложить хотела. Понимаешь,
Марсиаль?!
– Ты
о чем?
– Я
сама хотела тебя попросить!..
– Уехать
из Парижа?..
– Да… –
быстро сказала Волчица. – И уйти жить с тобою в леса… где у нас был бы небольшой
чистенький домик и дети, которых я бы любила всей душой! Знаешь, как бы я их любила?!
Так, как может Волчица любить детей от своего милого! А потом, если б ты только
согласился, – сказала, затрепетав от волнения, Волчица, – я бы стала
теперь называть тебя не своим милым… А своим мужем… потому как без этого мы не
получим того места, – с живостью прибавила она.
Марсиаль
в свой черед с удивлением посмотрел на Волчицу: ее последние слова были ему
непонятны.
– О
каком месте ты толкуешь?
– О
месте лесного обходчика…
– И
я его получу?
– Да…
– А
кто мне даст его?
– Покровители
той молодой девушки, которую я спасла.
– Да
они меня и знать не знают!
– Но
я-то ей все про тебя рассказала… и она похлопочет за нас перед своими
покровителями.
– Ну
а что ты ей про меня наговорила?
– Сам
понимаешь, ничего дурного!
– Славная
ты моя Волчица…
– А
потом, знаешь, в тюрьме быстро начинаешь доверять друг другу; а эта девушка
была такая милая, такая добрая, что я, сама того не желая, вдруг почувствовала,
что меня так и тянет к ней; да я и сразу догадалась, что она не из «наших».
– А
кто ж она такая?
– Этого
я не знаю, ничего я в этом не пойму, но за всю свою жизнь я никогда таких, как
она, не видала и речей таких не слыхала; она, точно колдунья, сразу узнает, что
у тебя на сердце; когда я ей сказала, как сильно тебя люблю, она из-за одного
этого проявила сочувствие к нашей судьбе… Она заставила меня устыдиться моей
прошлой жизни не потому, что говорила мне резкие слова, ты ведь знаешь, на меня
такие слова не действуют, просто она говорила о том, как хороша честная
трудовая жизнь, жизнь нелегкая, но спокойная, такая, когда я смогу жить с тобою
в глуши лесов, как тебе по душе. Но только она сказала, что, вместо того чтоб
быть браконьером, ты станешь лесным обходчиком, а я перестану быть твоей
любовницей… а буду тебе настоящей женой, а потом у нас появятся красивые детишки,
и они будут выбегать тебе навстречу, когда ты по вечерам будешь возвращаться
домой с обхода вместе с собаками и с ружьем за спиной, ну, а потом мы станем
ужинать на полянке перед нашей хижиной на свежем ночном воздухе, под сенью
высоких деревьев, а потом ляжем спать, довольные и счастливые… Ну что тебе еще
сказать?.. Я против воли слушала ее, как слушают волшебную сказку. Если б ты
только знал… она так хорошо… так хорошо говорила… что все, что она описывала, я
видела как наяву… Будто и не спала, а видела чудесные сны.
– Ах
да, верно! Это была бы славная и хорошая жизнь! – воскликнул Марсиаль,
подавляя вздох. – Понимаешь, Франсуа еще не совсем испортился, но он,
бедняга, так долго жил с Николя и Тыквой, что для него вольный лесной воздух
подошел бы больше, чем городской. Амандина помогала бы тебе по хозяйству; ну, а
уж я был бы таким лесным обходчиком, какого не часто встретишь: недаром же я
был известным браконьером… А ты бы хозяйничала в доме, славная моя Волчица… и
потом, как ты говоришь, и дети были бы с нами… чего бы нам еще не хватало?..
Знаешь, когда привыкнешь к своему лесу, чувствуешь себя там как дома. Можешь
там целый век прожить, и он промелькнет, как один день… Но, послушай, что это я
так размечтался? Знаешь, не стоило тебе говорить мне о такой жизни… кроме
сожалений, это ни к чему не ведет.
– Я
тебя не прерывала… потому как то же самое, что ты мне сейчас сказал, я говорила
там Певунье…
– Как
это?
– А
вот так! Слушая все ее волшебные сказки, я ей отвечала: «Вот беда, что все эти
воздушные замки, как вы сами говорите, в жизни не встречаются, Певунья!» И
знаешь, что она мне сказала в ответ, Марсиаль? – спросила Волчица, и глаза
ее вспыхнули от радости.
– Нет,
не знаю.
– Она
сказала: «Пусть Марсиаль на вас женится, вы оба пообещаете вести честную жизнь,
и место, которого вы так жаждете, я изо всех сил постараюсь для вас получить».
– Она
пообещала для меня место лесного обходчика?
– Да…
именно для тебя…
– Но
ты верно говоришь, это просто чудный сон. Если для того, чтобы получить это
место, надо только жениться на тебе, славная ты моя Волчица, я бы на тебе
завтра и женился, будь у меня только на что жить; потому как с нынешнего дня…
ты уже мне жена… понимаешь, моя настоящая жена.
– Марсиаль…
я и вправду тебе жена?
– Моя
настоящая, моя единственная жена, и я хочу, чтобы ты звала меня своим мужем…
как будто мы уже в мэрии побывали.
– О,
стало быть, Певунья была права… Знаешь, как это приятно сказать: «Мой муж!» Марсиаль,
ты увидишь, какова твоя Волчица в хозяйстве, какова она в работе, ты все это
увидишь…
– Ну
а это место… Ты действительно веришь?..
– Бедная
милая Певунья, коли она ошибается… только в том, что другие захотят нам помочь…
Но у нее был такой вид, будто она всем сердцем верит в то, что говорит… Кстати,
только что, когда я выходила из тюрьмы на волю, надзирательница мне сказала,
что покровители Певуньи, люди очень знатные, добились ее освобождения как раз
сегодня; это доказывает, что ее благодетели – люди влиятельные и что она
сдержит свое обещание.
– Ах! –
вдруг закричал Марсиаль, вставая. – Не знаю, о чем мы только с тобой
думаем!
– Что
такое?
– Эта
молодая девушка… она ведь там, внизу, может, она помирает… нам надо бы ей помочь,
а мы тут сидим да разговариваем…
– Не
тревожься, Франсуа и Амандина там, возле нее; они бы поднялись наверх, случись там
что-нибудь, угрожай ей опасность. Но вообще-то ты прав, пойдем к ней; я хочу,
чтобы ты сам на нее поглядел, поглядел на ту, что, может быть, принесет нам
счастье.
И
Марсиаль, опираясь на руку Волчицы, начал медленно спускаться на первый этаж.
Прежде
чем они оба войдут на кухню, мы расскажем читателю о том, что произошло, после
того как Лилия-Мария была поручена заботам детей.
|
